— Но я тебе все объясню!
— Десять минут назад я не просила у тебя объяснений. — Она засмеялась. — Ты хамелеон. Ты не способен решать раз и навсегда. Теперь решу я сама. Уходи.
…Двойник быстро шел по темному коридору института, не глядя по сторонам. Если бы перед ним сейчас вдруг возникла стена, он не стал бы ее обходить, он прошиб бы стену — так переполняла его ярость. Но у двери в кабинет он замедлил шаг, вынул из кармана пистолет и, поколебавшись секунду, поставил спуск на предохранитель…
— Что было дальше? — быстро спросил Гард.
Некоторое время Фред не отвечал. Он закрыл блокнот, отвернулся к окну и с тоской смотрел на улицу. У Гарда возникло ощущение, что, не будь его в кабинете, Фред распахнул бы сейчас окно и измерил остаток своей жизни двадцатью метрами до мостовой.
— Ты слишком близко принимаешь все к сердцу, — сказал Гард. — Тебя так надолго не хватит.
— Что было дальше? — медленно спросил репортер, словно не слыша последних слов Гарда. — Они вполне созрели для решительных действий. Понимаешь, Дэвид, — он повернулся к инспектору, — это почти то же самое, как в одном человеке идет борьба с самим собой и вот он однажды решает, что пора подвести черту. Быть или не быть — в конце концов, это каждому рано или поздно приходится решать. Но когда мы подводим черту для себя, мы можем убить мысль, оставив плоть живой. У них же плоть оказалась неотъемлемой от мысли… Убийство было. Гард, и ты это прекрасно знаешь!
— Но юридически…
— Но юридически его не было, если Миллер жив, а наличие двойников нигде не зафиксировано.
— Однажды я уже слышал это, — сказал Гард.
— От Дорона, — спокойно добавил Честер.
— Откуда ты знаешь?
— Я знаю все. С того момента, как появился Двойник, и до того момента, как тебя вызвал Дорон. Он тебя вызывал?
— Но при этом никто не присутствовал.
— И он говорил с тобой?
— За последние три года я впервые позволяю себя допрашивать. Да, говорил, две минуты.
— Вполне достаточно, чтобы сказать: «Инспектор Гард, зарубите себе на носу…»
— Но про Двойника он мне ничего не говорил.
— А ты у него спрашивал? Дорон привык иметь дело с теми, кого уже трудно превратить в людей, потому что Святой Франциск давно обратил их в бессловесных скотов…
— Фредерик!
— Что было дальше, Дэвид? Была ночь. Дежурный сказал, что это случилось где-то в районе двенадцати. Но их последняя встреча началась часом раньше. Целый час они сидели в креслах друг перед другом, пили вино и сжимали в карманах пистолеты. В сущности. Гард, они не были врагами, потому что человек не умеет быть врагом самому себе. Непримиримы были их планы! Одинаковое прошлое — и взаимоисключающее будущее! Это трагедия. Гард, трагедия нашего века, — я не взял бы на себя обязанность адвоката, если нужно было бы защищать оставшегося в живых… Дурацкая жизнь, если она может до такой степени искалечить психологию человека, что нередко и сами себя не узнаем!
Да, Гард, они были умными людьми и наверняка думали обо всем этом в тот последний час. Впрочем, тогда уже ничто не имело для них значения — ни открытие, ни установка, ни Аргентина, ни даже Ирен. Они еще произносили какие-то слова, но только для формы, боясь спугнуть жертву, ведя тонкую игру. Здесь каждый из них думал, что лишь он замыслил убийство, меж тем жертва об этом даже не подозревает!
Вот почему, Гард, они, не сговариваясь, выстрелили одновременно и даже несколько неожиданно для себя, хотя оба стремились к такому финалу, — они выстрелили вскоре после того, как одновременно поняли, что оба пришли убивать. А сначала… Сначала они наивно искали повода вытащить друг друга из кабинета, из этого института куда-нибудь на улицу, в темноту, чтобы можно было сбросить труп в канаву, обезобразив предварительно лицо, или в реку… Это страшно. Гард, это чудовищно, но представь себе:
«Ах, как хорошо сейчас на свежем воздухе, профессор!»
«Где-нибудь у реки…»
«Цивилизация скоро задушит природу».
«А помните, как мы в детстве мечтали попасть на необитаемый остров?»
«Вместе с рыжей химичкой Лерой Вудворд?»
«Нет, еще раньше. Правда, тогда у нас была… Роза Мэрфи. Она жила в соседнем доме…»
«И тоже рыжая! Нам с вами везло на рыжих, коллега».
«Какая славная пора! Так выйдем на воздух?»
«Пожалуй…»
Разговор современных убийц… В недалеком будущем, Гард, прежде чем покончить со своими жертвами, убийцы будут, как фотографы, говорить: «Простите, можно попросить вас чуть-чуть повернуть голову — вот так? Смотрите в эту точку. Подбородочек повыше, это выглядит эстетичней. И, пожалуйста, повеселее взгляд. Отлично!» А затем: «Спокойно, стреляю!»
— Знаешь, что испортило им все дело? Вызов дежурного. Не нажми Миллер кнопку, мы ничего не знали бы о происшедшем… Ни мы, ни весь мир…
— Ты думаешь, — сказал Гард, — что мир об этом узнает?
— Иначе какой смысл в том, что это случилось?
— От тебя?
— Да, от меня. Чего бы это ни стоило. И очень скоро!
— А почему ты считаешь, что именно Миллер вызвал дежурного? И зачем?
— Потому что Миллер… Видишь ли, он позволил себе поиграть с Двойником в кошки-мышки. Ты обратил внимание, Гард, на то, что Миллер почти во всем был нерешительнее Двойника? Он, а не Двойник сидел в шкафу, он прятался на полигоне, он жалко выглядел перед Ирен, он метался из крайности в крайность… Я не знаю, почему так происходило. Возможно, потому, что человек, творящий зло, всегда решительней человека, творящего добро. Зло более прямолинейно, оно грубее, целеустремленней…
— Но добро все же сильнее, Фред.
— Только в итоге. И не всегда. Так вот, Дэвид, дежурного вызвал тот из них, у кого прежде сдали нервы. Миллер незаметным движением — спинкой кресла, чуть откинувшись назад — нажал кнопку вызова дежурного. Когда раздались бы шаги по коридору, он сказал бы Двойнику: «Сюда кто-то идет. Прячьтесь в шкаф!» — и настоял бы на этом со всей решительностью, которой ему прежде так не хватало. Он еще не знал в тот момент, что Двойник тоже пришел убивать. И он рассчитывал не просто подшутить над Двойником, а получить при этом хоть крохотное подтверждение собственной решимости и воли, без которых его палец не смог бы нажать на спусковой крючок пистолета.
Но дежурный не появлялся! А повторный вызов уже не прошел незамеченным. И вот тут-то, в течение каких-то секунд, словно спрессованные обстоятельствами, разыгрались трагические события.
«Зачем вам дежурный, Миллер?» — спросил Двойник.
