Если теперь эти ученые наберутся каждый духу и выступят в один день с одним и тем же заявлением, это, конечно, будет сенсация! Научная честь стоит нынче не меньше, чем когда-то рыцарская. Так просто никто своей репутацией рисковать не станет.
Постепенно скандал утихнет (фактов-то нет), но след в научном и общественном сознании останется. За дело возьмутся философы, и тогда… трудно представить себе последствия, но, очевидно, последствия должны быть положительными.
В воображении Анатолия Николаевича вырисовывалась картина предстоящего выступления на конгрессе… Вот он подходит к доске и рисует на ней задачу египетских жрецов, потом поднимается на трибуну.
— Глубокоуважаемые коллеги, — скажет он, отряхивая мел с пальцев, прежде чем начать свое выступление, я хотел бы обратиться к вам с не совсем обычным предложением.
Он подождет немного и, убедившись, что слова его услышаны всеми, продолжит:
— Перед вами задача, решение которой сводится к нахождению алгебраического уравнения четвертой степени. Найдется ли среди вас человек, который смог бы без помощи ЭВМ, вооружившись только ручкой и листком бумаги, часа, скажем, за два подсчитать ширину колодца с точностью до сорока знаков?
После паузы, достаточной для уяснения всей абсурдности вопроса, в зале, конечно, начнется оживление. Советский ученый, очевидно, приготовил что-то сногсшибательное, если начинает свой доклад с такой оригинальной шутки. И когда участники конгресса будут основательно заинтригованы, на экране диапроектора появится салфетка.
— Вот это решение, — скажет он в наступившей тишине, — сделано ЭВМ в течение четверти часа, а вот это — одним весьма далеким от науки молодым человеком в течение сорока секунд, достаточных для того, чтобы записать его, то есть практически МГНОВЕННО…
Что тогда начнется в зале! А что начнется, Анатолий Николаевич представить уже не мог, потому что никогда еще ни один ученый в мире не делал подобных заявлений с трибуны международного конгресса. Ах, черт! Ну и положение!
Ветерок, тянувший от темно-зеленой воды, холодил не только лицо, но и, кажется, душу Анатолия Николаевича.
Теперь только и надежды, что выступят те, остальные «избранники», на существование которых ОН намекнул. Сколько их? И что за люди? Рискнут ли поставить на карту свой авторитет во имя истины, которую невозможно доказать? Может быть, кто-то из них сидит сейчас в зале конгресса, решает ту же задачу? «…Критерием истинности научного факта является возможность его воспроизведения». На этом стояла и будет стоять наука. Незыблемый принцип, убийственный для всего неопределенного, случайного! На нем сконструированы мозги любого человека, занимающегося наукой, — от академика до аспиранта. Он раздавит тебя, как муху. Сам. При полном уважении и сочувствии аудитории. Горе одиночке!
Так… А если подождать, пока выступят другие? Мыслишка, конечно, трусоватая, но ведь твоей трусости никто не увидит. Можно один раз в жизни…
Нет, нельзя. Другие-то не глупее. Они тоже сейчас обдумывают этот заманчивый вариант и придут к тому же выводу. А вывод прост. Если пропустить назначенный день, то по той же логике можно пропустить и следующий. Потом еще. И еще. И с каждым пропущенным днем будет возрастать вероятность оказаться гласом вопиющего в пустыне. А там забудется, сотрется в памяти. Нет, пришелец все рассчитал точно, с полным знанием человеческой психологии…
В здание, где проводился конгресс, Анатолий Николаевич вошел все с тем же настроением нерешительного больного. Можно, конечно, отказаться от операции и жить с гнилым зубом, но что это будет за жизнь?
У входа в конференц-зал к нему бросился взволнованный Володя:
— Наконец-то, Анатолий Николаевич! Мы тут все извелись. Через полчаса демонстрация, а вас все нет и нет.
Анатолий Николаевич успокаивающе похлопал его по плечу и вполне деловитым тоном спросил:
— Установка в порядке?
— Да, все отлично, сейчас только проверяли. Это будет сенсация, Анатолий Николаевич!
— Возможно, возможно…
Он тихонько прошел на сцену и занял место с краю. Председатель, канадский кибернетик, однако, заметил его и сделал короткий приветственный знак рукой. В зале тоже отреагировали: задвигались, заговорили, так что англичанин, выступавший с докладом, сделал выразительную паузу, ожидая тишины. Да, идеи его Принципа, изложенные в тезисах к докладу, заинтересовали многих. Его выступления ждали.
Интересно, уважаемые коллеги, как вы примете одну небольшую, но существенную поправку к Принципу? Фантастика! Чушь!..
Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, Анатолий Николаевич заглянул в программу: «Некоторые вопросы принятия решений в условиях неопределенности». Тоже неопределенность. Многие сейчас интересуются неопределенностью. Анатолий Николаевич почувствовал легкую зависть к солидному, уверенному в себе докладчику. Нет, он не из «нашей» компании, и ему не придется сейчас решать проблему, отнюдь не научную, но тем не менее властно требующую решения.
Говорил англичанин, рыжеватый мужчина в очках:
— …Как известно, главная трудность подобных задач состоит в том, что последствия от принятия решения зависят от неизвестной ситуации…
«Вот именно, — подумал профессор, задерживая внимание на этом, в сущности, азбучном положении, — ситуация известна только мне. Тс, кому я ее перескажу, обязаны принять ее как неизвестную. Вывод?»
— …Степень неприемлемости последствий, выражаемая условными единицами — потерями, которые может понести активное лицо…
О да, потери! Активное лицо, то есть научный мир, обязано четко себе представить, какие последствия для самой философии научного познания могут выйти, если принять всерьез его заявление. И если только не выступят другие, одновременно и независимо… Да… задача!..
Вероятно, не зря ОН предоставил свободу выбора, не зря обратился именно к ученому. Может быть, не так уж назрела необходимость корреляции научного прогресса? Если бы опасность была очевидной, ОН принял бы конкретные меры. По крайней мере, выразился бы точнее. Уж тебе-то мог бы сказать прямо. Следовательно, в принципе…
Нет! Проклятый клочок бумаги! Это же факт, предъявленный именно тебе, но не просто частному лицу, а представителю земной цивилизации. Утаить его — значит взять на себя ответственность решать за все человечество. И так плохо, и эдак не лучше.
…Англичанин отвечал на последнюю записку. В глубине сцены Володя и двое сотрудников уже возились с доской, подтаскивая ее поближе…
…Председатель сделал Анатолию Николаевичу приглашающий жест — пора. Профессор нечувствующими пальцами развязывал тесемки своей папки. Зачем? Неужели он будет делать доклад? Он поднялся. В виске его мелко пульсировала жилка. А может быть, все-таки это был гениально сыгранный спектакль? Все от начала и до конца: и сцены в институте, и разговор в ресторане, и прогулка по ночному городу. А задачу жрецов внушили, когда находился в бессознательном состоянии…
