— Тридцать два, — пробормотал Себастьян, честно пытаясь понять то, о чем толковал Форестер, но понимая только, что ничто из сказанного не задерживается в сознании, не то время выбрал физик для объяснений, действовать нужно, а не разговаривать…
— Тридцать два, — повторил Форестер. — А в другом мире вам может быть уже семьдесят. В третьем — девятнадцать, и не потому, что время там идет вспять, а потому, что развилка произошла, когда вам было, скажем, семь лет, здесь прошла четверть века, а там — только двенадцать лет… И все это вы, единое существо, единая суть. Понимаете?
— Да, — неожиданно для самого себя сказал Себастьян. Может, он действительно все понял, не осознав этого. Вопрос возник, как ему показалось, сам по себе, и он спросил, не потратив ни секунды на раздумья: — Но Годзилла не мог быть Элен ни в каком возрасте! О чем вы говорите, Дин? Это существо…
— Элен, — кивнул Форестер. — Тоже Элен, уверяю вас. Иначе просто не может быть.
— Но…
— Погодите, послушайте! Вы не знаете, какое решение могла принять девочка… Какой выбор. Остаться с вами или уйти в придуманный мир… Вы купили ей эту игрушку. Когда?
— В прошлом году, — сказал Себастьян. — Плюшевый Годзилла, он ей так нравился, но зимой из него посыпались опилки, пришлось выбросить, Элен сама положила игрушку в мешок и отнесла в мусорный бак. Не хотите же вы сказать…
— Хочу, — твердо сказал Форестер. — Когда-то Элен серьезно думала (у детей это всегда серьезно, да что я вам говорю, вы это лучше меня знаете!): остаться ей с вами или уйти в тот мир, где живет настоящий Годзилла, который ее любит, или самой превратиться в Годзиллу, стать сильной, как он, умной, как он…
— Но это невозможно!
— Возможно. Это — выбор. С физической точки зрения не имеет никакого значения — выбираете вы между чаем и кофе или между возможностью вырасти обычным человеком или монстром с шестью лапами. Все варианты осуществляются, различны только величины вероятностей. Скажем, миры, в одном из которых вы выбираете чашку кофе, а в другом — стакан чаю, осуществляются с равными вероятностями — пятьдесят на пятьдесят. Миры же, в одном из которых вы продолжаете свою жизнь человека, а в другом становитесь Годзиллой, имеют разные вероятности образоваться: не могу сейчас сказать точно, но шансы, понятно, очень отличаются. С вероятностью ноль целых и девять тысяч девятьсот девяносто девять десятитысячных возникает мир, в котором вы — тот же человек, каким были, но с вероятностью одна десятитысячная рождается мир, где вы — Годзилла, такой, каким вы себя вообразили. Понимаете?
— Нет, — сказал Себастьян. — Как может возникнуть такой мир?
— А как может возникнуть целый мир, в котором вы всего лишь выпили чай вместо того, чтобы напиться кофе? Нет принципиальной разницы, и даже вероятности для вас лично значения не имеют — пусть с ничтожной вероятностью, но такой мир отщепляется от нашего и, значит, существует реально, и вы, будучи Годзиллой, являетесь его частью, вы его ощущате — не осознавая этого, но порой видите во сне, потому что информация в ваш мозг все равно поступает…
— Элен часто снились сны, в которых она была Годзиллой, — вспомнил Себастьян. — Она пугалась, иногда плакала…
— Вот видите! — воскликнул Форестер. — Сны высвобождают физические связи между мирами Мультиверса.
— Как вы попали в дом? — неожиданно спросил Себастьян. — Все заперто. Снаружи репортеры. Если вы скажете, что воспользовались этим вашим Мультиверсом…
— Вообще-то, — потерев переносицу, произнес Форестер, — в дом меня впустили вы. Я позвонил, вы долго не хотели открывать, не знаю почему… Но потом все-таки впустили, и я могу себе представить, как вы сейчас удивляетесь — куда спрятался этот физик…
— Послушайте, Дин, — устало сказал Себастьян. — Вы прекрасно знаете, что не звонили, я вам не открывал…
— Вы уверены?
— Послушайте…
Себастьян запнулся, потому что в мыслях возникла картинка… воспоминание… дежа вю… что-то такое, что не могло храниться в его памяти, но и появиться из ничего не могло тоже — в дверь звонили долго, Себастьян не выдержал трезвона и пошел открывать, оставив Памелу в постели, она, наконец, уснула, а он держал ее за руку и думал о том, как жить дальше… Он подошел к двери и посмотрел в глазок, снаружи стоял Форестер, какой-то он был… не тот, но что именно в его облике казалось Себастьяну непривычным, он сначала не понял, открыл дверь, впустил физика в прихожую и только после этого, осознав произошедшую перемену, спросил…
Что он спросил?
Себастьян потер рукой лоб и растерянно посмотрел на Форестера. Тот кивнул, хотя и не мог, конечно, знать о том, что промелькнуло в памяти Себастьяна.
— Вспомнили? — сочувственно сказал физик.
— Нет… То есть я помню, что этого не могло…
— Но я ведь вошел, верно?
— Должно быть, я схожу с ума… — пробормотал Себастьян.
— Ради бога! — воскликнул Форестер. — Возьмите себя в руки! Когда с вами случается дежа вю, вы говорите себе: «Я схожу с ума»? Это явления одной физической природы. Просто дежа вю случаются так часто, что для них давно придумали приемлемое объяснение. Даже не объяснение, а название.
— Дежа вю — ложная…
— О'кей! Замечательно! Ложная память. Называйте как хотите. Я пришел сюда из вашей ложной памяти, в некотором смысле это так и есть, не стану спорить. Когда-нибудь, в более пристойной обстановке мы… Послушайте, что там происходит?
Звуки, доносившиеся снаружи, изменились. Если раньше это были отдельные возгласы журналистов, то теперь к ним прибавились долгие звонки в дверь и визг, будто заработала циркулярная пила.
— Им надоело ждать? — сказал Себастьян. — У меня в кабинете есть ружье…
— Только этого не хватало! — замахал руками Форестер. — Еще убьете кого-нибудь!
— Не убью, — замотал головой Себастьян. — Ружье — не заряжено. И патронов у меня нет.
— Тем более. Надо уходить — вот что.
— Уходить? Как? У черного хода наверняка тоже журналисты.
— Конечно. В этой Вселенной. Но есть другие.
— И как мы там окажемся? — насмешливо спросил Себастьян. — Надо что-то выпить? Или у вас есть какая-то машинка в кармане? Я не умею путешествовать по параллельным мирам.
— Нет никаких параллельных миров!
— Вы сами только что…
— Значит, вы ничего не поняли. Послушайте, Себастьян, я мог бы вам сказать, что делать, если бы имел ваш частотный спектр, но у меня его нет, значит, только вы сами…
— Басс, — подала наконец голос Памела. — Басс, пожалуйста, посмотри, что… Они сломают дверь… Позвони в полицию, так дальше невозможно.
