— Конечно. В этой Вселенной. Но есть другие.
— И как мы там окажемся? — насмешливо спросил Себастьян. — Надо что-то выпить? Или у вас есть какая-то машинка в кармане? Я не умею путешествовать по параллельным мирам.
— Нет никаких параллельных миров!
— Вы сами только что…
— Значит, вы ничего не поняли. Послушайте, Себастьян, я мог бы вам сказать, что делать, если бы имел ваш частотный спектр, но у меня его нет, значит, только вы сами…
— Басс, — подала наконец голос Памела. — Басс, пожалуйста, посмотри, что… Они сломают дверь… Позвони в полицию, так дальше невозможно.
— Да, — сказал Себастьян и пошел в гостиную. Форестер, похоже, поплелся за ним, потому что голос его Себастьян продолжал слышать за спиной, он не оглядывался, все, сказанное физиком, может быть, и имело смысл, но не могло помочь, не могло помочь, не могло…
Что-то заело в мозгу, мысль бежала по кругу, повторяясь, как заезженная виниловая пластинка с голосом Карузо, которую любил слушать отец на старом, шестидесятых годов, проигрывателе. Не могло помочь… Не могло…
Себастьяну казалось, что он уже раз десять или даже пятнадцать выходил в гостиную, опять оказывался в коридоре и опять выходил, всякий раз повторяя одни и те же слова, а физик что-то бубнил сзади, его не было видно, и повернуть голову Себастьян не мог, тело не слушалось, тело входило в гостиную, входило в гостиную…
И вошло. Будто переключили тумблер, голос Форестера умолк, Себастьян влетел в комнату, и первое, что увидел: прильнувшие к оконным стеклам лица журналистов — один взобрался уже на узкий карниз, его поддерживали двое, и он, направив в комнату телекамеру, пытался показать зрителям крупный план. Увидев вошедшего Себастьяна, оператор направил камеру на него, и Себастьян инстинктивно прикрыл лицо ладонями, в дверь продолжали трезвонить, а звуки циркулярной пилы оказались завыванием полицейской сирены — машина стояла на улице, перегородив проезжую часть.
— Откройте, Флетчер! — крикнули из-за двери. Голос был знакомый. Холидей? Наверно. — Откройте, мне нужно передать повестку! Я не войду, успокойтесь!
— Не открывай, — прошептала Памела, вцепившись Себастьяну в локоть. — Они все ворвутся…
— Где Форестер? — спросил Себастьян. — Ты шла за ним, должна была видеть.
— Форестер? Не знаю, он пошел за тобой, когда ты…
— Он был в коридоре.
— Не было, — сказала Памела.
Себастьян обернулся. Спрятаться в коридорчике было негде, а дверь черного хода была заперта. И опять странное ощущение дежа вю посетило Себастьяна — будто он видел все это и не только видел, но и сам каким-то образом ушел из этого дома через… просто ушел… взял жену за руку…
— Флетчер, вы откроете, наконец? — воззвал из-за двери Холидей.
Себастьян сделал шаг — он привык подчиняться представителям власти. Памела потянула его за локоть — она подчиняться не привыкла. Что-то мог бы подсказать Форестер, но в нужный момент он почему-то решил исчезнуть, и, как бы он это ни сделал, последовать его примеру Себастьян не мог, хотя, возможно, надо было попытаться, это наверняка просто, ведь исчезал и появлялся физик с такой легкостью, будто процесс был не только простым, но и доставлял удовольствие. Нужно сказать слово — как в восточной сказке? Или достаточно подумать — не просто так, а какую-то определенную мысль? Или ничего делать не нужно, все происходит само по известным Форестеру, но совершенно непонятным Себастьяну физическим законам, не зависящим от сознания человека?
Что он говорил о частотном спектре?
— О'кей, — громко сказал из-за двери сержант. — Я кладу повестку в ваш почтовый ящик. У меня два десятка свидетелей. Это покажут в программах новостей, и свидетелей будет миллионов десять. Потом не говорите, что не получили повестку! Всего хорошего, мистер Флетчер!
Кто-то крикнул: «Повторите, пожалуйста! Плохой свет, не видно!», сержант сказал в ответ что-то смешное, раздался взрыв здорового журналистского хохота, а потом все стихло, будто упало на землю плотное одеяло и впитало все звуки. На самом деле всего лишь смолкла циркулярная пила: полицейская машина скрылась за углом.
— Пам, — сказал Себастьян, — нам нужно отсюда уходить.
— Да, — сказала Памела, продолжая держать мужа за руку. — Да. Как?
— Кажется, я знаю. Кое-что вспомнил. Пойдем.
Он повел Памелу в кабинет. Не включая свет, опустил штору на окне, стало темно, но Себастьян включил компьютер, и в свете монитора увидел сидевшего в кресле у журнального столика человека. Памела вскрикнула и отшатнулась, а мужчина приподнялся и сказал вежливо:
— Жду вас уже семь минут. Могли бы поторопиться.
— Послушайте, Дин, — возмутился Себастьян, — вы напугали Памелу!
— И вас тоже, — хмыкнул Форестер. — Я не хотел. Я еще плохо управляю своими частотами, некоторые вообще не успел исследовать, еще повезло, что один из меня оказался в достаточно близкой по параметрам вселенной…
— Вы не боитесь здесь разговаривать? — враждебно спросила Памела. — Не так давно вы утверждали, что снаружи все слышно через эти… акустические аппараты.
— Да? — удивился Форестер. — В принципе, вы правы, но разве есть в вашей квартире комната без окон?
— Вы сами… — начала Памела, но Себастьян не дал жене закончить фразу.
— Как вам удается перемещаться вместе с одеждой? — спросил он. — Из одной ветви Мультиверса в другую переходит физическое тело, а одежда — это…
— Господи, о чем вы? — сказал Форестер. — Вам это кто-нибудь потом объяснит, сейчас нет времени.
— Кто-нибудь из…
— Себастьян, — перебил физик, — камера, которую я вам дал, все еще в рабочем состоянии?
— Да, конечно, — пожал плечами Себастьян.
— И программа инсталлирована?
— Да, но…
— Пожалуйста, встаньте так, чтобы попасть в объектив, — сказал Форестер и пересел в кресло перед клавиатурой. Найдя на экране нужную иконку, он быстро произвел какие-то манипуляции, Себастьян не успел разглядеть последовательность набранных команд, Памела все еще держала его за руку, и он обнял жену, предполагая, что произойдет, точнее — что может произойти, если он хотя бы приблизительно понял слова Форестера. Он поцеловал Памелу в лоб и наклонился, чтобы поцеловать в губы, не выпуская из поля зрения экран компьютера, частично заслоненный плечом физика, там мелькали строчки, темные неподвижные изображения, два силуэта на сером фоне.
— Здесь слишком темно, чтобы камера с такой малой выдержкой могла… — сказал он.
— Достаточно, — отозвался Форестер. — Ваш частотный спектр прост, да и у вашей жены не отличается разнообразием.
