По знаку Чжао Мина, друзья стали ползком осторожно продвигаться вдоль стены, чтобы за ее выступом скрыться от внимания часовых, стоявших у ворот и у входа в «дом скорби».
— Скорее.
Они повернули направо и, оказавшись за поворотом стены, остановились.
— За мной, — тихо скомандовал Чжао Мин. Он собирался прыгнуть через стену, но неожиданно остановился: с той стороны отчетливо слышался топот идущих строем солдат.
— Поздно! — прошептал Чжао Мин. — Это за нами. Нам не удастся пройти и двух шагов, как нас схватят и убьют.
Итак, путь к отступлению был отрезан.
— Неужели такая бесславная смерть? — простонал Старк.
Летчик крепко сжал ему руку.
— У меня появилась мысль… Это очень опасно, но нам терять нечего. Все-таки мы вырвемся из рук этих убийц. Следуйте за мной. — И Нортон через открытое, ярко освещенное пространство быстро направился к воротам, ведущим на ракетодром. Старк и Чжао Мин, еще ничего не понимая, шли за ним.
— Быстрее! — скомандовал им Нортон и предъявил часовому пропуск, который при аресте в бунгало у него не отобрали. — Эти люди со мной.
— Почему так поздно? — спросил один из часовых. — Я должен буду проверить. — И он взялся за телефон.
— Срочное приказание мистера Шипля, — ответил Нортон. — Можете позвонить ему в контору… Живо за работу! — прикрикнул он на друзей, те бросились к гигантской ракете Прайса, возвышавшейся над полем.
Пронзительно завыла сирена. Со стороны ворот послышался топот множества ног:
— Скорее внутрь, или они перестреляют нас! — крикнул Нортон.
Вслед за Чжао Мином друзья быстро поднялись по трапу и захлопнули за собой стальной люк.
Сирена продолжала выть, вибрируя на противных низких тонах. В небо взлетели ракеты — красные, розовые, зеленые.
— Что это значит? — спросил Старк китайца.
— Они выбросили против нас самолеты, — пояснил Чжяо Мин.
— Вряд ли Шипль пойдет на то, чтобы разбомбить ракету, — сказал Нортон.
Чжао Мин надавил на кнопку, двойная обшивка ракеты ушла в стороны, обнаружив небольшое окно, сделанное из пуленепронинаемого стекла. Друзья отпрянули назад: со всех сторон к «Космосу» бежали люди. Завизжав тормозами, на полном ходу остановился виллис — с него соскочил Шипль. У инженера был вид безумного. Люди продолжали приближаться…
— Они хотят испортить механизм ракеты, — догадался летчик.
Шипль что-то истошно орал, размахивая руками.
— Послушайте, Чжао Мин, не найдётся ли здесь приличной винтовки? — спросил летчик, не отрывая взгляда от того, что творилось на ракетодроме.
— Вот. — И Чжао Мин сунул ему в руки оружие. В то же мгновенье оконное стекло опустилось. — Но вы не успеете перебить их всех, — добавил инженер.
Старк предложил:
— Надо бы включить моторы… Тогда они побоятся пламени двигателей.
Чжао Мин бросился к механизмам, и ракета задрожала от страшного грохота. Длинные языки ослепительно-белого пламени полоснули по земле во все стороны. Послышались крики ужаса и боли. Шипль все еще командовал. Из-за ворот выскочили мощные тягачи с орудиями на прицепе. Стало ясно — из двух зол Шипль выбирал меньшее: орудия с ходу разворачивались. Шипль бесновался, размахивая револьвером. Нортон тщательно прицелился в него и плавно нажал на спуск.
Шипля унесли. Орудия продолжали медленно поднимать стволы.
Старк пожал друзьям руки. Все без слов поняли, что теперь им следует делать…
Окно поднялось на место, стальная обшивка ракеты сдвинулась.
Чжао Мин повернул выключатель и одновременно пустил в ход двигатель. Страшный рев донесся откуда-то снизу, рев такой силы, что в нем потонули и запоздавший орудийный залп, и взрывы бомб, сброшенных с самолетов. Чжао Мин повернул к друзьям побледневшее лицо — «Космос» со сверхзвуковой скоростью летел в глубины Вселенной. Никто из обитателей ракеты не знал, что их ждет через секунду. Но как бы то ни было, созданный Прайсом для преступлений против человечества «Космос» находился сейчас в их руках.
Герман Гросс сидел, облокотившись на подоконник. Он думал о той, которая в эту минуту играла ему на пианино вальсы Штрауса… Неужели Рихтер прав? Он пытался переосмыслить многое, чему раньше не придавал значения. Он полагал, что его работа не имеет никакого отношения к политике. Оказалось же, что она, как и вся его жизнь вообще, связана с политикой. Сейчас нельзя было уже отмахнуться от ответа на простой вопрос: какого же политического курса ты придерживаешься, с кем ты и против кого? Гросс с обычным своим упрямством заставил себя посмотреть правде в глаза — надо было искать выход. Выгода, корысть, карьера — тогда надо идти с Функом, Дрейнером и янки-интервентами. Народ, родина? В этом случае его пассивного сопротивления оказывалось мало. Больше того, изолировав себя от коллектива одинаково мыслящих немцев, он ослаблял свои собственные силы и в конце концов не мог не уступить требованиям Функа и компании. Стало быть, надо было, не откладывая в долгий ящик, пойти к Рихтеру и договориться. К сожалению, он чувствовал некоторое недомогание.
Ильза Цандер — он так любил ее еще недавно. И ему казалось, что вместе с ней, вернувшейся из далекой Аргентины, к нему возвратились покой, мир и любовь. Но, увы! С каждым днем в нем угасала вера в это, минутное настоящее представлялось иллюзией — Рихтер не мог солгать. И Гросс выжидал, что же будет дальше.
Ильза перестала играть. Она подошла и положила руки ему на плечи.
— Ты заболел, Герман? Я думаю, что это все из-за хлопот с чертежами и планами твоей плотины.
— Я тоже так думаю, — ответил Гросс. — Мне пришлось здорово побеситься. Но я не уступил им.
— Они не оставят тебя в покое. — Ильза вздохнула.
— Возможно, — согласился он.
— Послушай, ты только не сердись на меня… — начала она. Он кивнул головой. — Какой смысл имеет твоя борьба? Разве ты не знаешь, что почти вся Западная Германия заминирована, подготовлена к взрыву?
— Знаю. Но если бы все немцы оказали хоть маленькое сопротивление, этого не случилось бы.
— Ты хорошо припрятал чертежи?
— О да!
— Послушай, — сказала Ильза. — Мне со стороны виднее… В твоей борьбе ты начинаешь походить на Дон-Кихота… Не хмурься, это так, ты же один, как же ты можешь рассчитывать на победу?
Гросс молчал.
— Может, я глупа, но, честное слово, мне нравится мысль, что вот этот мой родной город в случае новой войны сможет сыграть роль немецкого Сталинграда! И я была бы счастлива, зная, что этому способствовал человек, которого я люблю… Мой муж… — Она увлеклась и не заметила, как исказилось лицо Гросса.
