Улыбнулась невольно. Даже в шестнадцать дети остаются детьми. Да, я никогда от нее ничего не скрываю. Алиса достаточно взрослая, чтобы я была с ней честной, возможно именно поэтому она честна со мной. От детей мы получаем только то, что отдаем им сами. Они наше полное зеркальное отражение во всем.
— Мы почти приехали. Дыра редкостная. Как его сюда занесло.
— Не знаю. Вы же работали раньше вместе. Может какой-то проект?
— Нет…ну или это что-то новое, о чем он мне не рассказывал.
Позже окажется, что мой муж вообще никому и ни о чем не рассказывал, а точнее каждый знает о нем ровно столько, сколько он позволял, чтобы о нем знали.
Славик вырулил к трехэтажному серому зданию, припарковался у входа. И меня снова начало трясти, как в лихорадке. С мужем я не общалась очень долгое время. С глазу на глаз. За исключением его приезда ко мне неделю назад, когда привоз бумаги о разводе.
«— Даже так? Соизволил лично привезти?
— Мой адвокат сказал, что так лучше. Ты можешь сказать, что ты их не получала.
— Боишься, что я не отпущу тебя? Не льсти себе, Авдеев. Это я тебя выгнала.
— Ну мало ли, может ты передумаешь, ведь теперь у тебя не будет столько денег на себя любимую.
— То есть ты считаешь, что я жила с тобой из-за денег?
— Ну или потому что было удобно. У тебя же все по расписанию. Все как надо. Ты дни для секса тоже обводила в цветной кружочек, как и другие запланированные мероприятия? Ооо, Анисимова, может ты и развод запланировала? Нашла себе другого спонсора побогаче? Хотя, кто на тебя позарится такую.
— Какую?
— Никакую. Просто никакую».
Я тогда его ударила по щеке и вытолкала за дверь, а потом долго сидела, прижавшись к ней спиной и смотрела в одну точку. Вот теперь это действительно конец. Раньше он никогда не позволял себе так говорить со мной… и еще раньше я не видела в его глазах вот этого выражения. Знаете, как у чужого человека на улице с которым вы повздорили, когда он хочет задеть вас побольнее, потому что вы ему никто и если вам станет больно, то он победил.
За детьми он почти всегда присылал водителя и привозил их обратно тоже водитель. Со мной он договаривался о чем-то в письменном виде и иногда я подозревала, что он это делает специально, чтобы сохранять переписку для своего адвоката. Хотя, я никогда ему не запрещала видеться с детьми, но некоторые вопросы воспитания меня не устраивали и последний раз, когда мы поссорились из-за того, что он пичкает Лизу фастфудами, он сказал, что больше не желает со мной разговаривать и теперь, если мне что-то надо, я могу ему написать, когда будет время он ответит. Я пыталась звонить, но мне всегда отвечала его секретарша. Он сменил номер телефона и нового, его личного, я теперь не знала.
Закутавшись в пальто, поднялась по лестнице и дернула на себя дверь, выкрашенную в серый цвет с полустертой надписью «приемная».
ГЛАВА 8. Найса
Я сидела напротив врача и разглаживала невидимые складки на шерстяном платье. Славик остался в приемной ему кто-то позвонил по работе. Окинула кабинет взглядом — ремонт не делали лет сто наверное. Краска на стенах облупилась, деревянные рамы на окнах прогнили и слегка дуло из неприкрытой до конца форточки. Табачный запах растворялся в едком лекарственном. Вспомнился почему-то кабинет стоматолога советских времен, и я поежилась. Главврачом оказался мужчина средних лет, низкого роста, полный, с красными щеками и скорее похожий на торговца мясной лавочки, чем на врача. Ему бы передник вместо белого халата подошел намного больше. Но он оказался очень приятным человеком и очень внимательным. Не равнодушным и циничным типом к которым мы привыкли в государственных клиниках.
— Его нашли неделю назад возле железнодорожных путей. В ремонтной яме. Вначале подумали, что это пьяный бомж, но потом увидели дорогие ботинки и куртку. Там ведутся работы и один из сварщиков потерял свой мобильный. Вернулся искать и обнаружил мужчину без сознания. Полицию мы вызвали, но говорить с ним пока бесполезно он не помнит ничего. Бумажку с вашим номером нашли в кармане.
Я кивала по мере того, как он говорил и продолжала смотреть на облупившуюся голубую краску на стенах. Вспомнилось как мы красили рамы на даче вот такой голубой краской, и я зашлепала Кириллу новую футболку. Странные мысли, совсем неуместные для больницы, но почему-то именно они и лезли в голову.
— Я могу его увидеть?
— Конечно, именно для этого мы вас и попросили приехать. Его ударили по голове предположительно кирпичом или камнем, что скорей всего и вызвало амнезию, а потом обчистили до нитки.
Я втянула поглубже воздух и медленно выдохнула. Что Кирилл забыл в этом маленьком городишке я так и не могла понять. Надо будет утром спросить у Светланы Владимировны может быть она знает зачем он сюда поехал.
— Идемте, Евгения Павловна. Не хочу вас задерживать просто так.
На секунду стало страшно. Когда проходили по длинному коридору я увидела свое отражение в стеклянной витрине регистратуры и невольно пригладила выбившиеся из прически волосы.
— Налево, — послышался голос врача, и я послушно шла следом, сминая в руках тонкий шелковый шарф. Стук каблуков моих сапог эхом отдавался в гробовой тишине и только где-то вдалеке работало радио. Передавали сводку новостей.
Возле палаты мы остановились, я втянула поглубже воздух. Антон Валерьевич толкнул дверь, и я вошла в небольшое помещение с четырьмя кроватями. Кирилла я увидела сразу, он лежал у окна. Я бросила взгляд на его бледное лицо и медленно закрыла глаза, чувствуя легкое головокружение. Захотелось броситься к нему. Такое естественное желание, всего лишь год назад я именно так и сделала бы. Бросилась бы к нему, покрыла его лицо поцелуями, шептала бы как невыносимо испугалась, когда он пропал, как перенервничала пока ехала сюда. Но теперь все изменилось. Возможно, когда он очнется, то прогонит меня и разозлится, что позвали меня, а не ту самую Галину или маму.
— Вы его узнали, — не вопрос, а утверждение.
— Да…узнала. Это…это мой муж.
Я так и не смогла сказать «бывший», слово застряло где-то внутри меня и раскололось на части.
— Какое облегчение. Я до последнего переживал, что вы его не узнаете и нам придется искать дальше, а если не найдем, его могут потом перевести в психиатрическую клинику.
— Он спит или без сознания? — тихо спросила я, сжимая шарф еще сильнее и чувствуя, как потеют ладони и холодеют кончики пальцев.
— Он сейчас под действием транквилизаторов. Головные боли мучают. А утром вы сможете поговорить с ним. Правда до этого вам лучше пообщаться с нашим психиатром. Он будет здесь после десяти утра. Случай не простой, как он сказал вчера.
Я подошла к кровати Кирилла и чувствовала, как начало драть в груди от бешеной и такой непонятной радости видеть его снова. Пусть вот так, пусть в больнице. Как же я истосковалась по нему, по этому подлецу. До дрожи, до какого-то идиотского изнеможения. Так можно скучать только по родным людям. До отупляющего, отчаянного чувства, когда отходит онемение после обморожения и вы снова можете двигать пальцами рук и ног. Я испытывала примерно тоже самое глядя на Кирилла. Коснулась кончиками пальцев его колючей щеки и тут же отняла руку потому что он тяжело вздохнул и повернул голову вбок, а у меня сжалось сердце от вида кровоподтеков на его левой щеке и наложенных швов у виска. Опустила взгляд на его руку, лежащую поверх одеяла и вздрогнула — на безымянном пальце обручальное кольцо. Он что до сих пор его не снял? Невольно тронула свое и судорожно сглотнула комок слез, застрявший в горле.
— Вы мне ответите на несколько вопросов, если вас не затруднит? Я заполню его карточку, как положено. У вас есть при себе паспорт?
— Да, конечно.
Прежде, чем я зашла снова в кабинет к врачу я нашла Славика. Он курил на улице. Нервно курил. Я видела, как он сбрасывает пепел каждую секунду и резко выдыхает дым.
— Ну что? Поехали? — бросил он, едва завидев меня, переминаясь с ноги на ногу и поглядывая на часы.
— Нет, ты поезжай, а я останусь. Это он, Слав. Это Кирилл.
— И что теперь? Что значит остаешься? Позвони его матери пусть она к нему едет. Ты не обязана тут оставаться.
От злости у него выпала сигарета и он закурил новую.
— Слав, на него кто-то напал и избил. Его вообще убить пытались и обокрали до копейки. Как я его тут оставлю?
— Глупости. Только не говори мне, что это жалость и чувство долга! Ты не должна!
Это и не было жалостью. Я просто не могла отсюда уехать.
— Верно. Не должна. Я хочу остаться. Ты чувствуешь разницу?
— Чувствую! Все чувствую. Еще когда ехали сюда чувствовал. Тряпка ты. Просто тряпка. Шанс вернуть его увидела? Думаешь он оценит, что ты у его постельки сидела бросит свою шлюшку и к тебе вернётся котлеты с борщами есть?
