– Что это? – спросил Курт, и Висконти недовольно нахмурился:
– Рука устала держать. Уж прости, без полагающейся торжественности, – продолжил он, когда Курт осторожно, кончиками пальцев, взялся за цепочку протянутого ему Сигнума, и вновь посерьезнел. – Но какова работа, такова и церемония… Это Знак агента Совета, Гессе. Лишь второй за историю Конгрегации. Тот, кто был агентом до тебя, теперь состоит в Совете; status агента остался при нем, но у вас и области работы будут разными…
– Александер фон Вегерхоф… член Совета?! – выдавил Бруно недоверчиво, и Висконти кивнул:
– Совет должен состоять из четырех членов. Теперь, когда не стало отца Бенедикта, в нем отец Альберт, Александер, дон Сфорца, я и ты.
– Это пятеро, – заметил Курт, все еще держа Сигнум в руке; Висконти кивнул:
– Надень. Теперь это твой Знак… Да, пятеро. Мы с Бруно пока считаемся каждый за половинку ввиду неопытности и молодости. Но каждый из нас уже будет иметь право голоса… Все сложно, Гессе, такие времена. Так случилось, что перестроение Конгрегации совпало с довольно смутным временем в Империи, но мы должны с этим совладать.
– А я? Что теперь должен делать я?
– Работать, как прежде. Просто теперь всем твоим действиям будут соответствовать должные полномочия. Больше свободы в действиях – и больше ответственности, Гессе. Об этом не забывай. И, разумеется, будут особые поручения напрямую от Совета – такие, о коих знать нельзя будет никому. И доступ к знаниям, не ведомым более никому, кроме членов Совета… А ты уж, верно, вообразил себя на месте Йегера?.. Быть может, это и на пользу.
– Может, и на пользу, – эхом повторил Курт, медленно надев на шею холодную цепочку медальона, и взял его в ладонь, разглядывая на сияющей стальной поверхности те мелочи, отличия, которые должны были показать любому собрату по служению, что перед ним не просто следователь первого ранга, как было отчеканено здесь.
– А теперь, – вздохнул Висконти, взяв в руку один из листов на столе, – твой первый раз, когда тебя допускают к сведениям, столь тайным, что от них, ни много ни мало, зависит судьба Конгрегации и Империи. И не надо делать такое лицо; такой информации в твоих руках не бывало никогда. Это расшифровка донесения от наших агентов в Италии. Оно касается одного из неуловимой троицы «Каспар, Бальтазар, Мельхиор»…
Исписанный ровным почерком лист Курт выхватил из протянутой ему руки нетерпеливо, почти бесцеремонно, окунувшись в текст разом, слыша, как затаил дыхание Бруно, склонившийся к бумаге над его плечом. Расшифрованное сообщение он прочитал дважды, всматриваясь в каждое слово, в каждую букву так, словно за нею таился какой-то иной, не видимый ему смысл, и медленно поднял взгляд к лицу Висконти, наблюдающему за ним терпеливо и серьезно.
– Мы не можем сказать, известно ли Бальтазару о том, что мы о нем знаем, – проговорил кардинальский доверенный негромко. – Но обязаны иметь в виду, что он может хотя бы догадываться.
– Господи Иисусе… – произнес Бруно почти шепотом. – Если он и впрямь это сделает, это же…
– …конец всему христианскому миру, – договорил Курт хмуро, отложив лист. – И это не фигура речи.
– Это лишь половина поступивших новостей, – вздохнул Висконти, протягивая ему второй лист. – Второе донесение дает нам пусть тоненькую, но все же нить к Каспару. Полагаю, оно будет тебе не менее интересно.
Курт замер, глядя на запись, и на сей раз медленно, точно боясь, что все исчезнет, взял лист за самый краешек, начав читать медленно, сдерживая желание выхватывать слова кусками, как голодный пес – клочья мяса…
– Мы знаем теперь, кто этот человек, – подтвердил Висконти, когда он, дочитав, так же неторопливо положил лист на стол. – Это не так много, но уже немало в сравнении с тем, что мы знали о нем прежде. И выходит, что и за покушением на наследника, и за произошедшим в Праге стоит не только Каспар, но и Бальтазар. Они впервые объединились столь явно.
– Прежде мы думали, – осторожно произнес Бруно, – что оба они члены какой-то единой тайной организации. Но если они… Что у таких людей может быть общего? Какой у них интерес?
– И третье, о чем известно лишь Совету и одному-единственному следователю, – кивнул Висконти. – Вы оба помните легенду о путешествии Лейва Счастливого и открытой им земле?.. Так вот, это не легенда. В руки Конгрегации попала его карта.
– Карта… – повторил Курт, нахмурясь. – Не находится ли ее копия на хранении у Императора?
– Именно. Схваченный тобою вор, нанятый Каспаром, пытался и не смог украсть именно ее.
– А следователь, который знал об этом…
– Госпожа фон Рихтхофен, да… Только прошу: не надо укоризн и споров о ее доступе к тайнам: о карте она узнала не от нас, а от Императора, который полагает ее своим доверенным лицом и личным агентом. Не отвлекайся, Гессе… Земля эта – есть, и Каспар очень стремится туда попасть. Мы не знаем, что он надеется там найти; быть может, он и сам не знает, а возможно – он знает то, чего не знаем мы. Но сколь бы ни был он влиятелен в своем кругу здесь, в Империи, он все же не в силах собрать флот, достаточный для путешествия в столь дальние земли. А Бальтазар – может. У него есть для этого и деньги, и власть, и влияние. Империи и Конгрегации придется драться на множестве фронтов разом. Но теперь мы хотя бы знаем, кто наши враги и как планировать ответное наступление; а наступление будет. Просто обороняться больше нельзя.
* * *
Донесение от: сентябрь, 1397 a. D.
«Вам, кого я знаю, от меня, которого вы знаете, salvete.
Спешу сообщить, что мне стало ведомо, ибо думается мне, что, хоть сие и слух, но слух, внимания достойный, так как не просто некая персона в центре сего слуха, но та, от каковой ждать можно всякого и о каковой уже и из достоверных источников знаем мы немало ужасного.
Хочу сообщить вам, что о Бальтазаре Коссе, гнусно порочащем священный сан, среди кардиналов и заимодавцев идет слух, что вознамерился он занять Святой Престол. Полагает ли он каким-либо образом сместить ныне действующего Папу, либо же еще каким мерзостным способом это совершить, но будто бы намерение его уже твердо и бесповоротно, и он собирает для того силы и влияние, и что будто бы его избрание вот-вот должно совершиться. Все чаще вижу я с ним неприятного человека, каковой неведомо кем является и неведомо с какою целью беседует с Бальтазаром Коссою. Однажды мне довелось слышать его имя – Фульво, но более ничего не удалось о нем разузнать, ни кто он, ни откуда, ни что ему нужно или зачем он нужен этому бесчестному мерзавцу.
Не знаю, что делать мне и как быть, и храни, Господи, мир христианский, ежели сей нечестивец, развратник и чернокнижник станет руководствовать нами! Во что превратит он Церковь Господню, что станется тогда? Ведь колдун и убийца на папском Престоле одним лишь собою осквернит чистое Тело Христово, и страшней того – вообразить не могу, что за решения он станет принимать и куда повернет стезю, каковая из последних сил своих стремится быть стезею правды!
