— Я знаком с вашей позицией в этом вопросе, именно потому и пришел, хладнокровно сказал посетитель. — Позиция, надо заметить, двойственная, даже непоследовательная. В теории вы допускаете возможность существования внеземных цивилизаций, а на практике относитесь иронически, если не враждебно, ко всяким сообщениям о контактах.
— Именно так, — охотно подтвердил профессор. — Но никакой непоследовательности в своей позиции я не вижу. Теория теорией, а практика практикой. Пока что астрофизики не нашли ни малейших следов жизнедеятельности каких-либо цивилизаций, а средства наблюдения у них чрезвычайно мощные. Глубоко убежден, что наши ближайшие космические соседи находятся так далеко, что им до нас никогда не добраться. Пространство и время — это стена, молодой человек, и стена несокрушимая. Об этом говорит нам теория относительности, в выводах которой я никак не могу сомневаться.
— Да, теория относительности — наука серьезная, спорить с ней нелегко, — согласился посетитель. — Но вот вечный вопрос: пространство, время — что это? Не кажется ли вам, что, оперируя этими символами, можно впасть в упрощение? Ведь получается, что мир в принципе объяснен. Это бесконечное пространство, заполненное веществом. Сколько ни гляди в телескоп, везде одно и то же: звезды, галактики, скопления вещества. Скука! Напоминает логику древних, не имевших телескопов и потому убежденных, что небо — это хрустальный купол, к которому прибиты звезды. Что вижу, то и думаю…
Профессор нахмурился. Остроумный, хотя и дерзкий выпад произвел на него впечатление.
— Я отнюдь не считаю, что мир объяснен, — возразил он сдержанно. — Но относительно обозримого мира существует принципиальная ясность. Все явления в нем подчиняются фундаментальным законам физики.
— Вы в этом убеждены?
— Разумеется.
— А жизнь, биосфера? Многие ее феномены, например сознание, воля, чувство, никак не описываются законами физики. Может быть, здесь кроются сюрпризы, о которых физики и не подозревают?
Профессор пожал плечами.
— Не понимаю, о чем вы?
— Жаль…
Наступила неловкая пауза. Профессор хотел сказать кое-что о своих взглядах на загадки жизни, но посетитель опередил его:
— Хорошо, оставим этот разговор. Скажите, а ваша реакция, если бы этот некто заявил, что он сам и есть… такое существо?
— Что-то я перестаю вас понимать, — заметил профессор, настораживаясь. — Говорите-ка прямо, кто вы и с чем пришли.
— Ну что ж, можно прямо. Дело, видите ли, в том, что мой воображаемый некто — это я сам.
Профессор не успел раскрыть рта. Страшная сила припаяла его к месту, сковав каждый мускул. Лицом, кожей рук и ног, всем телом он ощутил, как пространство вокруг него стало быстро отвердевать, становясь жестким, и вот в считанные секунды он оказался вмурованным в него, как мошка в кусок янтаря.
— Альфа-ритмы! — прокатилось в мозгу профессора вместе с приступом сильного, доводящего до тошноты страха. Нужно преодолеть, встать!
Куда там! Он не смог пошевельнуть даже веком, даже вздохнуть! Конец! Но тут мертвая хватка ослабла, напряжение стало спадать и постепенно исчезло.
Кровь прихлынула к лицу профессора. Он закрыл и открыл глаза. Странный гость сидел в прежней позе, внимательно наблюдая за ним.
— Напугал я вас, Анатолий Николаевич? Извините, пожалуйста. Надо же было с чего-то начать… Только относительно низкочастотного воздействия вы ошиблись. Альфа-ритмы вашего мозга я не нарушал. Да и никаких секретных излучателей при мне нет.
Он даже распахнул куртку, предлагая профессору убедиться, что под ней действительно ничего нет, кроме белой рубашки, плотно облегающей тело.
— По ряду причин я не могу предстать перед вами в собственном телесном виде. Поэтому я воспользовался посредником — вот этим актером с телевидения… Вы почти угадали его профессию.
…За окном громыхнул трамвай. Порывом ветра шевельнуло листки статьи. Актер не торопясь застегнул пуговицы. Лицо его было чисто и спокойно.
Профессор наконец перевел дух. Страх рассеялся, но на его место пришло возмущение.
— Ну знаете! — заговорил он, прибирая листки. — Я, кажется, не подопытная обезьяна! Если у вас есть серьезный разговор, то выбирайте и аргументы посерьезнее, а… насильственные сеансы тут неуместны.
— Еще раз прошу извинить, — немедленно отозвался актер, прикладывая руку к груди, — может быть, мне лучше уйти?
Он даже привстал с места.
— Да нет уж, — буркнул профессор, понемногу приходя в себя. Продолжайте, раз уж начали. Только без этих… штук. Или предупреждайте хотя бы, что ли.
Дело затевалось, как видно, нешуточное, и профессор приготовился к бою.
— Я в принципе готов обсудить любое заявление, — сказал он уже спокойнее, — даже и такое, действительна из ряда вон выходящее. Но существуют же, наконец, рамки здравого смысла. Вы, простите, так же похожи на «пришельца», как я на Медузу Горгону.
Актер улыбнулся.
— Иной реакции я от вас и не ожидал. В рамках здравого смысла было бы, если бы я прилетел на космическом аппарате и приземлился во дворе вашего института. Вот тогда бы вы не колебались ни секунды. Ведь так, дорогой Анатолий Николаевич?
Спокойный и доброжелательный тон посетителя, его уверенность в себе производили впечатление, и, пожалуй, не меньшее, чем эта его внезапная психическая атака. Но ученого не так просто было сломить.
«…Нет, так у нас дело не пойдет! Личность ты, конечно, незаурядная, и что-то у тебя там за душой, вероятно, имеется. Но действуешь ты слишком наступательно. Тем более необходимо сразу же взять инициативу в свои руки. Кто же ты такой и чего хочешь? Втянуть в какую-нибудь авантюру или просто разыграть?»
В разговоре образовалась неуютная пауза, и профессор испытал облегчение, когда в кабинет, весьма кстати, вошла секретарша.
— Анатолий Николаевич, звонил Еремин. Очень просил подъехать к одиннадцати. Будет совещание по конгрессу.
— Хорошо, — кивнул профессор, отметив недоуменный взгляд, который она бросила на посетителя. — Одну минутку, Светлана Григорьевна, — с некоторой поспешностью позвал он, видя, что секретарша повернулась, чтобы уйти. — Я тут небольшую статью подготовил в дополнение к основному докладу. Отпечатайте, пожалуйста, в пяти экземплярах сегодня же.
Он не торопясь выровнял листки, поискал в столе папку и, вложив в нее статью, передал секретарше. Та вышла. Профессор помолчал с минуту, барабаня пальцами по настольному стеклу. Так не вовремя этот вызов! А может быть, наоборот — вовремя? Он подумал еще немного и поднялся из-за стола.
