— Это… это беспредел, — как-то очень уж неуверенно возмутился парень. — А где мой дядя? Где Станислав Петрович Карский?
— Майор Карский Станислав Петрович сегодня утром был вызван в Москву. Догадываетесь, с какой целью?
— С… с какой? — побледнел Богдан.
— Похоже, что ему будут предъявлены обвинения в укрывательстве преступника. В любом случае, он более не сможет быть главой Знаменского РОВД. Да и… и майором, скорее всего, не будет.
— П-по… чему? — пролепетал Богдан, затравленно озираясь.
— Потому, — ответил ему новый голос, — потому, что разжалуют майора. Михаил Петрович Карский — ваш отец?
Высокий, коротко подстриженный мужчина не улыбался. Он пожал руку Скрипке, поцеловал руку Марченко и сел рядом с Леной. Представился:
— Валуйский Игорь Александрович, следователь по особо важным делам Следственного Комитета РФ. Повторю свой вопрос. Ваш отец — Михаил Петрович Карский?
— Д-да… что с ним?
— Ничего страшного, поверьте. Просто он сейчас даёт показания, как соучастник преступления, совершённого вами два года назад.
— Я… я ничего…
Скрипка раскатисто хрустнул пальцами:
— Вы убили. Сначала Дмитрия Романова, потом Ольгу Сташину. Вам осталось только рассказать подробности.
— Да-да! — очень приятно улыбнулась Елена.
Вернее, эта улыбка могла бы быть очень и очень приятной и даже многообещающей — но при совершенно других обстоятельствах.
В данный же момент Богдан был уверен, что сидящие перед ним трое следователей… двое следователей и один экстрасенс — олицетворение предстоящей ему тюрьмы.
Богдан рассказывал. Скрипка странно подёргивал щекой. Лене казалось, что он еле сдерживает тошноту.
Впрочем, возможно, так оно и было. Её и саму замутило от очень откровенного рассказа убийцы.
— Мы… мы накануне, за день или два, на танцах были. Ходили в «Гнездо». Я там почти не бывал раньше, но друганы сказали, что, мол, диджей новый, музыка приятная, выпивка неплохая, ну и пошли. Толком погулять не успели, а тут эта… Ольга…
Марченко не вслушивалась. Она уже слышала эту историю от друзей «Ромео» и «Джульетты».
Скрипка тоже не вслушивался. Только щурился.
Игорь слушал внимательно. Лена, конечно, пересказывала ему всё, что узнала, но — вот он, виновник, сознаётся. Интересно же.
— …а потом я в себя пришёл, а мои друганы ржут все, мол, не так уж ты и крут, братан, как хочешь казаться, чего у тебя есть вообще, кроме твоего бабла? Тебя всякий любой может в пятак зарядить, ты и с копыт… и я решил отомстить.
…— Па! Ну па! Ну неужели ты за-ради сына не можешь попросить своих бойцов, из надёжных, конечно, чтоб они помогли восстановить справедливость? Меня же унизили! При всех избили!
— Не надо было ввязываться в драку, — Карский-старший слушал сына невнимательно, он как раз пытался дозвониться бизнес-партнёру по очень важному делу. Да, Михаил Петрович знал, что на днях его сыну подвесили неплохой «фонарь» в баре. Но он был категорически против развлечений сыночка.
Может, наконец, остепенится, перестанет по бабам шастать и кулаками махать?
— Ну пап! Ну ты пойми! Это же ненадолго. Мы этому придурку насуём по-быстрому, и всё! Будет знать, с кем связываться!
— Это ты, ты должен знать, с кем связываться! — зло выкрикнул Карский, швыряя трубку. — Зачем вообще в это «Гнездо» полез?!
— Па, ты чего, молодым не был?!
Михаил Петрович задумчиво посмотрел на сына.
На «цветущий» синяк под глазом.
Всё-таки… что-то в его идее, определённо, есть. Ведь он и сам бы не прочь вмазать, да как следует, тому придурку, который побил его сына…
— Ну ладно, — сжалился он, наконец. — Михац и Стапель тебе в помощь. Знаешь, где их найти?
— Знаю! — от радости Богдан чуть не запрыгал на месте.
— Ну вот, иди. Я им сейчас позвоню…
Михац — это была его настоящая фамилия — не первый раз помогал хозяину обстряпывать скользкие делишки, требующие грубой мужской силы. Стапельев, более известный в ЧОПе как Стапель, присоединился к нему не так давно, однако успел зарекомендовать себя как «человек-могила». Он очень хорошо знал, о чём можно говорить с посторонними, а о чём нельзя даже ночью во сне с самим собой.
Богдана эти тонкости не интересовали. Он знал, что эти двое ненамного старше его самого и будут вполне уместно выглядеть в сценке показательной кары.
— Надо бы выследить, когда они вдвоём будут, — мечтал Богдан, — и отдубасить этого придурка! Чтобы и ему… неприятно было, и чикса чтобы… прониклась.
Нужная ситуация, как по заказу, сложилась уже на следующий вечер.
Михац лениво пожёвывал погасшую сигаретку, Стапель улыбался во все тридцать два зуба:
— Они поехали за город, знаешь, где дачи от фабрики, от ткацкой? Там у этого Ромео домик.
Богдан аж взмок, прикидывая, как поторжественнее обставить карательные меры.
— Не боись, — успокоил его Михац. — Не боись. Бери тачку, едем. Проучим твоего… конкурента. Девка-то стоящая?
Карский пожал плечами:
— Какая разница? Мне уже не важно.
— Ну ладно, там, на месте разберёмся. Раз тебе не важно, то мы… да, Стапель? Мы попробуем на вкус, на ощупь и тэ-дэ.
Богдан упёрся ему в грудь ладонью:
— Только после меня, понял? Только после меня!
— Да понял уже, понял! Не волнуйся!
Вечерний дачный посёлок встретил разгорячённых, надышавшихся дорожной пылью парней покоем, тишиной, прохладой. Хоть ночи стояли уже тёплые, ночевать оставались единицы, и те пока только по выходным. Вот когда завершится учебный год, начнут переезжать на лето все эти бабушки-дедушки…
— Закрылись, — уныло сообщил Богдан, он успел уже добраться до двери, подёргать.
Стапель молча показал ему отмычку, и Карский прыснул, зажимая рот.
Правильно! Так им и надо.
Замок на двери стоял плохонький, Стапель ковырнул его отмычкой, и дверь открылась, как сезам.
Нервно похохатывая в предвкушении знатного развлечения, чоповцы и Богдан прошли в тёмные тесные сенцы, потом в жилую комнату.
Сверху, со второго этажа, раздавались тихие, приглушённые голоса. Карский разобрал испуганное женское «мне кажется, там кто-то ходит!» и уверенное мужское «не волнуйся, у меня есть ружьё, сейчас я проверю, что или кто там».
