Что-то повернулось и замкнулось в ее мозгу – включилось что-то – и запахи помещения предстали ей во всем своем широком спектре, удушающие, невероятно густые, смрадные. Это не вызвало отвращения – а только порыв затаенной грусти. И вспомнился Дубстер. Почему Дубстер? Юридиси вспомнила почему. Она отерла правую щеку тыльной стороной руки, почувствовала отвратительную саднящую боль в прыщах на щеке, и сползла с Грейви. Встала.
Проходя мимо Кларетт, она увидела расползающуюся из под ягодицы долговязой дуры лужицу крови. Не может быть. Я ведь била ее в глаз. Нахмурившись, Юридиси попыталась сфокусировать мысли, и это ей удалось. Менструация. Незавершенный половой акт открыл в дуре шлюзы – годичное скопление плотских отходов вытекало на линолеум. Новый запах оказался мощнее всех остальных в помещении. И уж этот запах показался совершенно отвратительным. Юридиси обошла Кларетт полукругом и вышла в циркуляр.
Значит, у меня тоже скоро начнется, подумала она. Вся одежка будет в кровище. Из пятнадцати фильтров работают два, и те с перебоями, их нужно беречь. Драгоценную влагу нельзя тратить на то, с чем можно мириться. Возможно человечество так и поступает всю историю – когда не достает воды, сперва перестают мыться, затем стирать одежду, затем белье, и только после этого перестают пить. Нельзя переставать пить.
В пятнадцати метрах по ходу мигнула зеленая лампа вызова на связь. Во всех помещениях сейчас мигали эти лампы. В жилых помещениях мигание сопровождалось звуковыми позывными.
Юридиси решила проигнорировать сигналы, но вспомнила (вчера бы не вспомнила), что из всех выживших в данный момент лишь она одна способна – добраться до операторской, ответить на сигнал, переговорить с подонками на Земле. И что если она этого не сделает, и без того сложная ситуация усложнится дополнительно, и ей лично это совершенно ни к чему.
Она пошла в операторскую. Два раза по пути пришлось останавливаться и отдыхать. Дошла.
В операторской запахи наличествовали только остаточные. Выжившие проводили здесь очень мало времени. Полукруг с пультами мигал огоньками, как площадь в районе красных фонарей в провинциальном городе. Юридиси подошла к центральному вертящемуся креслу, укрепилась в нем, и потянула рычажок связи на себя.
– Айвенго, говорит Йоганнесбург. Прием. Айвенго, говорит…
– Прием, прием, – откликнулась Юридиси.
– Как слышите?
– Прекрасно слышим, красавец. Что нового, как дела?
– Юридиси Камбанеллис?
– Бывали времена, когда я выглядела привлекательнее.
– Почему не выходили на связь раньше, по программе?
– Забегались. Дела неотложные.
– Уважаю. Через пять часов у вас начинается изменение курса и торможение. Посему проверка готовности. Поправь меня, если ошибаюсь … Прием?
– Слышу, слышу.
– Кларетт Мейсон.
– Здесь.
– Манфред Жерве.
– Здесь.
– Юридиси Камбанеллис.
– Уехала к родственникам на викенд, но скоро вернется.
– Капитан Алекзандер Доувер.
– Все еще не работоспособен.
– Медикаменты абсорбирует?
– Абсорбирует.
– Хорошо, Юридиси. Значит, во время изменения курса в операторской будут трое. Вам следует всем делать абсолютно все … каждое движение … в соответствии с получаемыми инструкциями. Не хочу показаться занудным, но это так. Мне неловко лишний раз об этом напоминать, но это очень важно. Понимаешь, Юридиси?
– Понимаю.
– Включи видео.
– Не могу.
– Почему?
– Каждый джоэль на счету.
– Совершенно верно.
– Кроме того, я превратилась в инопланетянку, внешностью напоминающую, пусть и отдаленно, Медузу Горгону. На Земле к таким не привыкли. Боюсь тебя шокировать, Айвенго.
– Ничего, я привычный. Через пять часов двенадцать минут всем быть в операторской. Не опаздывать. Иначе пролетите мимо и влепитесь в Солнце вместе с грузом.
– Не грози, Айвенго. Груз нужен вам больше, чем нам. Нам уже за все заплачено.
***
Все в сборе. Включены дисплеи. Грейви, влажный, грязный, со спутавшимися остатками волос, с мутными глазами. Продолжающая буйно менструировать Кларетт. И Юридиси, в правом крайнем кресле. Пока что не начавшая менструировать.
– Левая пропулька, три с половиной градуса к правому борту, – говорят из Йоганнесбурга.
– Есть, – говорит Кларетт с подбитым глазом, в левом кресле.
– Траектория восемьдесят восемь.
– Да, – откликается Грейви в центре.
– Курс относительно каспа?
– Отклонение примерно восемь градусов, – подала голос Юридиси.
– Точнее, пожалуйста.
– Семь и девяносто три сотых … девятьсот тридцать четыре тысячных…
– Следующие три цифры, пожалуйста.
– Один, один, четыре.
– Принято, Айвенго. Слушайте внимательно. Пропульки восьмую, девятую и одиннадцатую выставите на пять и восемь десятых. Парус в том же состоянии, что и вчера?
Трое в операторской промолчали.
– Прием?
– Да, – ответила Юридиси.
– К сожалению, сделать ничего нельзя, Айвенго. Нужно чинить. Тросы с одиннадцатого по пятнадцатый необходимо укрепить. Послезавтра они должны быть в полной готовности, иначе по хутеням вы не попадете. Понятно?
Молчание в операторской.
– Я спрашиваю – понятно? – повысил голос Йоганнесбург.
– Понятно, – мрачно сказал Грейви.
– Тормозилки включите в назначенное время. После того, как изменится курс, выйдем на связь, и либо я, либо один из моих коллег, проинструктирует вас по поводу…
Все смолкло.
– А? – осведомился Грейви.
– Что-то происходит, – заметила Кларетт.
Проверили антенны. Антенны стояли на месте в рабочем состоянии.
– Нет связи, – заметила Кларетт, и Юридиси странно на нее посмотрела.
– Грейви, сбегай в соседнее помещение, – попросила она.
Грейви сполз с кресла и потопал вон, и вскоре вернулся с безучастным выражением лица.
– Везде одно и то же, – сообщил он. – Возможно грохнул распределитель. Не знаю.
– А выход в крутилку проверил?
– Да. Там шумно очень.
– А связь?
– Нет. Говорят тебе – нет нигде связи.
– Нужно чинить.
Грейви втиснулся в центральное кресло и затосковал.
– Правильно, – сказала Юридиси. – Нет времени. Сделаем, как нам велели, а потом…
– Тебя кто-то в капитаны назначил? – спросил Грейвз мрачно. – Такое событие. Шампанским, наверно, увлажнили, паштет из гусиной печенки поднесли.
– По необходимости принимаю решения, – сухо ответила Юридиси.
– Почему именно ты?
– Потому что я единственная, кому не все равно.
– Мне тоже не все равно.
– И мне тоже, – заметила Кларетт, ерзая и менструируя в кресло, и ужасно обиделась.
