Они пошли, разговаривая, по теневой стороне улицы.
— Как вы относитесь к роботам, Лидочка?
— Никак, — отозвалась она. — Я в технике совсем не разбираюсь. А вы, Володя, любите роботов?
Она тоже назвала его по имени в ответ на «Лидочку», давая понять, что охотно принимает дружескую форму обращения без отчеств.
— Как странно вы сказали — «любите роботов»! Любовь и робот… могут ли существовать два более несовместимых понятия?
— А как же любят машины? — просто так, вовсе не желая вступать в спор, возразила Лидочка.
— Я полагаю, любят не машины, а те удовольствия, которые они доставляют, то есть самое себя, а это чувство прямо противоположное любви.
— Что ж, метко! — похвалила собеседника Лидочка. — Вы, оказывается, философ.
— Ну что вы, какой я философ! Вот Гончаров — это действительно философ. Он-то мне и посоветовал сходить на выставку. Говорит, что наводит на размышления. Что ж, посмотрим, какие размышления она вызовет у нас с вами.
— Посмотрим, — сказала Лидочка.
У нее тихонько кружилась голова от обилия света и впечатлений и еще от того, что его рука сжимала ее локоть. Ей было решительно все равно, куда идти и что смотреть, — лишь бы продолжалось это удивительное знакомство.
…В огромном выставочном зале было шумно, как на южном базаре. Рядами тянулись павильоны различных фирм, отделенные друг от друга проходами. Но проходам ходили толпы возбужденных людей, которые несли охапками разноцветные рекламные проспекты. Слышалась иностранная речь, сверкали вспышки блицев — выставка, как оказалось, состояла почти сплошь из продукции зарубежных фирм.
Около часа Лидочка и Володя ходили между рядами, рассматривали экспонаты и слушали объяснения гидов, многие из которых говорили на хорошем русском языке.
В специально оборудованных интерьерах, освещенных лампами дневного света, выполняли разную работу человекоподобные роботы. Роботы были всех размеров и видов — и маленькие и большие, и совсем карлики и богатыри выше человеческого роста, роботы-мужчины, роботы-женщины, с пугающе похожими на человеческие лицами. Они убирали квартиры, стригли искусственные газоны, готовили еду, нянчили и пеленали детей, тоже искусственных. В одном из залов Лидочка и Володя увидели пятиметрового гиганта с раскосыми глазами, в яркой японской одежде, который плясал и кривлялся. Рядом стоял маленький японец в канареечного цвета фирменной робе и, улыбаясь, объяснял что-то собравшимся вокруг людям. Те слушали с заинтересованными лицами.
— Вот вам и сказка, ставшая былью, — заметил Володя. — Ну чем не джинн из бутылки?
— Таким страшилищем только детей пугать, — сказала Лидочка. — Зачем их делают?
— А черт их знает! Японцы вообще помешались на роботах. У них уже целые заводы работают без единого человека. И вот такими игрушками увлекаются.
…Вдалеке блеснула золотом вывеска: «Григорьевский политехнический институт». Вот так сюрприз! Лидочка и не предполагала, что ее земляки настолько преуспели в роботехнике, что попали на международную выставку.
— Пойдемте посмотрим, — сказала она Володе.
У советского павильона тоже было много народу. По зеленому паласу ходил похожий на манекена неестественно бледный, высокий, голый по пояс робот в шортах, а рядом с ним колдовал молодой курчавый брюнет в очках. Он отдавал роботу команды, и тот послушно выполнял их — останавливался, шел назад, пятясь, поворачивал вправо и влево.
Лидочка и Володя остановились перед таблицей, стоявшей за перилами на треноге. На пей было написано: «ЧАРСИ — чувствующий антропоморфный робот системы Иконникова» и дальше маленькими буквами — кем и когда изготовлен.
— Как? В самом деле чувствующий? — простодушно удивилась Лидочка.
— А как же? Если ему наступить на мозоль, заорет не своим голосом.
Лидочка засмеялась.
— Имя-то какое придумали! — сказала она.
— Да, поломали мужики голову, чтобы лицом в грязь не ударить. И смысл есть, и звучит красиво, по-иностранному. И мы, мол, не лаптем щи хлебаем.
…Курчавый молодой человек, блеснув очками, громко объявил: «Это нашатырный спирт», — и поднес к носу робота пузырек. Тот медленно отворотил голову.
— Вы ему настоящего спирта поднесите, — посоветовали из толпы. Зрители засмеялись. Молодой человек тоже добродушно улыбнулся.
— Ну и как впечатление? — спросил Володя Лидочку, когда они выходили с выставки.
— Вы знаете, не очень, — подумав, призналась Лидочка. — Как-то все это… бездушно.
— Мертвечинкой припахивает?
— Пожалуй… Мне особенно роботы-няньки не понравились. По-моему, это глупая выдумка. Они, конечно, красивые, только все равно никакая машина не может заменить ребенку матери, или какие-то совершенно особые дети получатся.
— Это вы тонко подметили, Лидочка, насчет совершенно особых детей, да ведь инженеры мыслят по-инженерски. Их не интересует, почему некоторые мамы становятся столь плохими, что их можно будет скоро роботами заменять.
— Не хотела бы я дожить до таких времен, — сказала Лидочка.
— Тут еще не все перлы выставлены! Знали бы вы, в какие области проникает нынче роботехника! За рубежом, например, выпускают уже роботов-любовников и любовниц. Специально горячим молоком накачивают, чтобы телесность натуральнее воспроизвести.
— Кошмар! — проговорила Лидочка, неловко усмехаясь.
— Я не выдумываю! Мы с Гончаровым видели недавно рекламу в одном американском журнале. Что-то вроде: «Превосходная любовница для стеснительных мужчин с фантазией». И фотографии в разных ракурсах. Стопроцентная дама — от настоящей не отличишь. Впрочем, извините, — сказал он, заглядывая Лидочке в лицо, — это тема не для наших российских душ. Давайте-ка где-нибудь пообедаем, а потом в Третьяковку, как договаривались. Очень интересно для контраста.
…Два часа спустя они уже ходили по залам Третьяковки. Контраст по сравнению с выставкой оказался действительно впечатляющим. Как будто из заводского цеха попали в цветущий сад. Картины старых мастеров, бесконечно чуждые технологии, дышали подлинной жизнью. Репин, Тропинин, Васнецов, Перов, Левитан…
Стояли подолгу у знаменитых полотен и молча смотрели, изредка обмениваясь впечатлениями. После каждой большой картины Лидочка только вздыхала и шла дальше за Володей. Все бы хорошо, если бы не обилие людей да мешавшие сосредоточиться заунывные голоса экскурсоводов, чем-то напоминавших роботов.
Отдел современной живописи… Скачущие по степи кони с всадниками, марширующие красноармейцы, черные иглы штыков… Много тревоги, движения, необузданной страсти. Безумный глаз быка, убиваемого матадором… Распятый на кресте человек на фоне изломанных контуров объятого пожаром города. Человек висит спиной к зрителю. Это что еще за художественный выверт? И вдруг пронизанный солнечным светом мирный горный пейзаж, тоненькая женская фигурка со вздувшимся пузырем подолом платья. Ветер и солнце…
