— Но ты не давал клятвы быть идиотом! — повышает голос он. — Ты же всегда умел анализировать, просчитывать события. Что с тобой случилось тогда? Не хочешь мне сказать?
— Мы были на пороге войны. Переворот просто бы уничтожил весь клан, — с уверенностью защищаю свой выбор я. — У тебя было свое мнение на этот счет, у меня свое. И они не совпали.
— Но ты мог поговорить со мной, — вплотную подходя ко мне, произносит Америго. В его взгляде столько боли. Прошло уже десять веков, но он так и не смог оправиться от моего предательства. Да, мне тогда казалось, что поступаю правильно. Но на самом деле я не захотел их искать и выбрал самый простой. И я действительно виноват перед ним. — Как говорят близкие друзья. Или братья, созданные одной кровью. Я же верил тебе больше, чем самому себе. Кто знает, может быть, я бы к тебе прислушался?
— После драки кулаками не машут, — говорю я. В помещении холодно и я начинаю замерзать. А еще у меня затекли руки. — Разве нет? К тому же тот препарат, что твой сообщник ввел, убивает меня. Мне осталась неделя. Тебе этого мало? Ты хочешь крови? Думаешь, увидишь мою агонию и тебе сразу полегчает?
— Да ты провидец! — тут же оживляется Америго и подходит к столику. Несколько секунд рассматривает предметы, словно решает, что ему сперва взять. Его выбор останавливается на плетке-скорпионе. Одна из древнейших вещей. Плеть, с несколькими хвостами, на которых закреплены металлические наконечники. Во время удара они входят под кожу, а когда палач отводит руку в сторону, выдирают из тела куски мяса. Я порол таким своих матросов, когда они отбивались от рук. Воистину, все возвращается.
Америго взмахивает плетью с мастерством опытного палача. Слышится пронзительный свист. Боль обжигает спину. Но это еще можно вытерпеть. Дальше будет хуже.
— Будет сто ударов, — замахиваясь говорит Америго. — Человек бы умер, но с тебя не убудет.
Айлин с ужасом наблюдает за происходящим. Мне жаль, что ей приходится быть свидетельницей подобного. Кажется, я своим приездом конкретно испортил ей жизнь. Неожиданно она вскакивает со стула. Пытается помешать Америго и попадет под удар, предназначенный мне. На ее лице отражается мука и она прижимает связанные руки к животу. На белой ткани проступают красные пятна.
— Черт бы тебя побрал! — отбросив в сторону плеть, орет на нее Америго. Хватает ее за плечи, вынуждая поднять голову и посмотреть ему в лицо. Он демонстрирует ей клыки, желая запугать. Хотя она и так вне себя от страха. — Еще раз такое выкинешь, и я убью его, поняла?
Айлин с ненавистью смотрит на него, но все-таки кивает. Ее поступок удивляет меня. У нее хватает храбрости вступиться за меня. Броситься наперекор разъяренному зверю, а именно таким сейчас выглядит Америго. Для этого нужно обладать недюженным мужеством. Эмоции и адреналин, конечно, играют свою роль, но без личных качеств здесь не обойтись. Бесстрашная девочка. И мне придется ее убить. Черт.
— Не вмешивайся, — на всякий случай прошу ее я. — Мы сами между собой разберемся. Закрой глаза, ладно?
Айлин часто моргает. На щеки падают крупные слезы. Она зажмуривается и опускает голову. Америго поднимает плеть и возобновляет пытку.
После пятьдесят второго удара, который ломает позвоночник, я теряю счет. Если до этого момента я выезжал только на собственном упрямстве, то сейчас сил на него не осталось. Хочу отрешиться от собственного тела, как от источника боли. Перефокусировать внимание на одной точке, сконцентрироваться на ней полностью. Губы уже превратились в кровавое месиво, сознание тускнеет. Смотрю на Айлин. Она сидит ни жива, ни мертва. Лицо бледное и сливается с белокурыми волосами. Связанные руки лежат на коленях. Пальцы мелко дрожат. Меньше всего мне хочется, чтобы она пострадала из-за меня.
— Сто, — довольно озвучивает Америго, который даже запыхался от усердия. Я выключаюсь.
Не знаю, сколько проходит времени, прежде, чем я открываю глаза. Дневной свет заменяет электрический. По помещению гуляет сквозняк и мне холодно. Боль ощущается меньше, раны начинают затягиваться. Поднимаю голову. Айлин все так же сидит на табуретке. Америго развязал ей руки и убрал кляп. Сам он расположился рядом с ней на полу и о чем-то рассказывает. Услышав мой вздох, оборачивается.
— Как ты себя чувствуешь, дорогой брат? Удобно ли тебе? — спрашивает он.
— Язык жаловаться не поворачивается, — хриплю я.
— Ну- ну, — усмехается Америго. — Ты всегда старался выглядеть сильнее, чем есть на самом деле. Меня всегда это в тебе восхищало. Но гонор перед пытками бывает только в самом начале. Потом ты просто ломаешься. И даже один вид щипцов вызывает неконтролируемую истерику. От одной мысли, что кто-то будет вырывать куски мяса из твоего тела или жечь огнем, хочется сразу сдохнуть по-настоящему. Ну, ты же это знаешь. Ты ведь был моим палачом.
— Дознавателем. Я был твоим дознавателем, — поправляю его я. Поднимаю голову и наши взгляды встречаются. В глазах Америго ярость и боль. Точно такие же, как тогда в застенках Белой Башни.
— Ты присутствовал при каждом моем унижении.
— Я бы все отдал, чтобы этого не было, — в горле пересохло и каждое слово — это подвиг.
— Сейчас- то ты зачем лжешь? — свирепеет Америго и хватается за нож. Подскакивает ко мне и прижимает лезвие к горлу. Серебро. Тонкий, но глубокий порез. Кровь тонкой струйкой течет по шее. — Если бы не твое желание выслужиться, ничего бы этого не было. Ты принял обдуманное решение. Не прикидывайся, что ты не знал, как все получится. Никогда в это не поверю.
Брат отнимает нож от горла и тут же всаживает его по самую рукоятку в грудь. Прежде чем, я успеваю опомниться и вскрикнуть от боли, резко выдергивает его из раны и наносит новый удар. Оба легких заполняются кровью. Задыхаюсь от кашля. Но ему этого мало, он не желает останавливаться.
— И тем не менее, это так. Я виноват перед тобой, — хриплю я, понимая, что он сейчас хочет услышать именно это. Даже сейчас я по привычке лицемерю. Мне хочется, чтобы все как можно скорее закончилось. Уже неважно как, только бы прекратилось.
— Когда на твоем лбу выжигают позорное клеймо, чужое раскаянье уже не имеет никакого значения, — говорит Америго подходя к Айлин. — Я потерял свою жизнь, дом, место в совете клана, друзей, которые доверились мне. Что мне теперь твои слова?
Он берет девушку за руку и заставляет подняться. Она пытается вырваться, но брат не дает ей этого сделать. Берет со стола кинжал и вкладывает его ей в руку.
— Нет! — поняв, что от нее хотят, кричит Айлин. — Я не буду этого делать!
— Будешь, куда же ты денешься, — спокойно реагирует Америго. Подходит к ней сзади. Одну руку кладет на талию, другой берте за запястье. — Я помогу тебе.
— Ты маньяк, тебе лечиться надо, — дрожа, хрипит Айлин. Похоже, у нее вот-вот начнется приступ. Он поднимает ее руку, делает замах, заставляет ее разжать пальцы. Лезвие легко входит мне в бедро. Очередной приступ невыносимый боли. Господи, когда же это кончится?!
— Видишь, это просто. Ты не хочешь, но твоя рука, ведомая кем-то другим, все равно причиняет страдание, — медленно говорит Америго, глядя на меня. Тео сделал меня дознавателем против моей воли. Я отказывался, как мог. Но отец пригрозил, что, если я не соглашусь, он приравняет меня к бунтовщикам. Это вынудило меня согласиться с назначением.
— Прекрати это, прошу тебя, — просит моего брата Айлин, глядя ему в лицо. — Пожалуйста…
— Ты знаешь его всего стуки и уже успела полюбить? — прищурившись, спрашивает Америго. — Зотикус, ты влил ей какой-то волшебный отвар в чашку с чаем?
— Дело не в любви, — твердо говорит Айлин. — Никто, ни одно существо не заслуживает таких издевательств! Это мерзко и отвратительно!
Америго смотрит на нее с любопытством. Он касается пальцами ее щеки. Она не отстраняется, а выжидающе смотрит на него.
— Тадеуш! — зовет мой брат. — Пора!
На складе появляется огромный толстяк в черном пальто. У него густая борода и забавная шляпа. Передвигается он с трудом, напоминая хорошо откормленную утку. В его руке я вижу клеймо с раскаленной докрасна буквой «А».
