света позади него. Руки я опустил, а ножик спрятал в ладони левой руки.
Не будет же он стрелять? Я у него теперь единственный крепостной, а работы много. Не ждать же очередного Бродягу — когда это еще будет?
Хозяин, похоже, думал о том же самом.
Наконец придумал.
Опустил дуло и хмыкнул.
— Ладно. Забудем. Я был не прав, что тебя спаивал. Будешь работать на меня, но пить или не пить — твое дело. Буду твои права уважать. До лета поработаешь и поедешь, куда хочешь, добро? У меня посевная пора…
Врал он, конечно. Такие, как он, вечно врут, иначе не умеют.
— Машину дадите, — сказал я. А сам подумал: что это щелкнуло сразу после того, как Юра свалился?
— Дам-дам. У меня в гараже Ниссан Терра стоит. Как новенький. И заправленный. Я тебе больше не хозяин, а партнер. Ну что, по рукам?
Он опустил левую руку с винтовкой, а правую протянул мне. Я ответил на рукопожатие — ладонь у него была твердая, как деревяшка.
Хозяин дернул меня на себя, а рука с винтовкой взвилась, как змея.
Но я был готов — быстро нагнулся, и приклад просвистел над макушкой. Не дожидаясь, пока Хозяин сориентируется, я всадил лезвие ножа в бычью шею два раза.
Хозяин захрипел, отступил, раскорячился. Винтовку не выронил, а свободной рукой зажал шею, из которой полилась кровь. Секунды три — а это очень долго, когда речь идет о смерти, — он шатался, хрипел, словно хотел что-то сказать, да никак не мог. Наконец упал на колени, оторвал руку от шеи и прицелился в меня из винтовки.
Я не шелохнулся, хотя сердце стучало, как отбойный молоток.
Хозяин нажал на спуск — щелкнуло. Снова нажал — снова щелчок.
— Слишком много с тракторами возишься, — сказал я. — А про оружие забыл. Проверять надо, сколько патронов осталось. Да хорош позориться — ты ведь уже понял, что стрелять нечем. Да и поздно.
— Акгхх! — сказал Хозяин и упал на спину.
Я выдохнул и уперся руками в колени.
Повезло мне, дураку… Если бы у Хозяина были еще патроны, он бы меня просто погнал под дулом обратно в сарай и приковал не к гире, а к столбу какому-нибудь на веки вечные. Он еще когда палил в меня издали, понял, что пули кончились, и начал дурить мне голову. Я-то расслышал щелчок…
Он мог бы и блефовать, но, видно, мозгов не хватило. Решил по привычке вырубить меня, отнести в пристройку и заковать в цепи.
Не судьба ему развивать хозяйство и боронить землю. Судьба ему в этой земле тихонько лежать.
Во двор из усадьбы медленно вышла Влада. К ней со стороны пристройки метнулась маленькая черная тень, и Влада подняла на руки кошку. Прижала к себе и ждала, пока я не подойду к ним — залепленный лейкопластырем, в своей и чужой крови. В плече пульсировала боль, кровь теплыми потоками стекала по коже под одеждой.
— Извините, — сказал я Владе и кошке. — Так вышло. Я не хотел… И спасибо за ключи…
Девочка и кошка смотрели на меня огромными немигающими глазами.
Я пробормотал:
— Что с вами делать-то теперь?
Это была проблема. Не бросать же их? Одна убогая, другая и вовсе домашнее животное.
“Он был плохой человек, — прозвучал вдруг голос у меня в голове, и я вытаращил глаза. Уставился на Зрячую — она безучастно смотрела на меня. — Не жалей, Палач, о том, что сделал”.
Голос затих, а мы продолжали таращиться друг на друга. Пригрезилось это мне или заработали экстрасенсорные способности? Я ни в чем не был уверен.
— Я… — охрипшим от волнения голосом проговорил я, — еду на юг. Не знаю точно куда. Поедете со мной?
Не ждал ответа — и действительно, Влада продолжала безучастно смотреть уже мимо меня.
Зато черная кошка у нее на руках нежно мяукнула.
Я усмехнулся, хотя смеяться не хотелось абсолютно.
Будем считать, что это положительный ответ.
— Ты понимаешь меня? — спросил я. — Хоть подмигни, что ли…
Молчание и равнодушный тусклый взгляд.
— Ты мне ключи через кошку подкинула… Потом раны обработала… Значит, понимаешь кое-что?.. И про Матерь поняла, верно? Ну же, хоть кивни!
Влада отпустила глаза на тарелку и принялась разглядывать вилку. Черная кошка, которая терлась под ногами, словно услышала, что говорят о ней, и мяукнула.
Я вздохнул, откинулся от стола, за которым мы завтракали. Проговорил тихо:
— Убери со стола. Пусть мы уезжаем, но порядок нужно навести.
Влада послушно встала и принялась собирать чашки и тарелки. Я вздохнул. Поговорить с ней не получается, но то, что она выполняет несложные поручения, — уже хорошо.
С момента смерти Юры и Хозяина прошло каких-то часов пять. За это время я успел сделать немало. Похоронил эту парочку в поле, недалеко от могил бывших “крепостных”, в неглубоких ямах. Кресты ставить не стал — обойдутся. Да и не верю я ни во всю эту символику, ни в потусторонний мир. С помощью Влады обработал рану на плече от пули — кожу содрало нехило этак; повезло, что мышцу не разорвало или кость не зацепило.
Выглядел я неважно, судя по отражению в огромном зеркале в прихожей усадьбы: рожа вся разбита, некоторые шрамы останутся, скорее всего, на всю жизнь, синяки и кровоподтеки по всему телу, на плече рана от пули из винтовки, куртка и футболка под ней изодраны и пропитались кровью.
В усадьбе было все, чтобы прожить несколько лет, в ус не дуя. Но я не собирался оставаться. Что-то подсказывало: надо двигаться. На юг.
Это желание доехать до гипотетического юга засело в мозгах мысленной занозой еще с тех пор, как я обсуждал свои планы с родителями.
На юге тепло, говорили мама с папой, и я не замерзну следующей зимой, если электричество, отопление и воду все-таки отключат. Но в глубине души я не представлял, чем буду заниматься на юге, и мне порой становилось страшно при мысли, что когда-нибудь я приеду на этот самый юг, хоть на самый экватор, и — потеряю цель жизни. Куда нужно будет ехать потом? Как жить? Мир давно умер, лишь корчатся на его трупе личинки вроде меня…
Я отпустил двух коров, десяток овец, невесть сколько кур и одного петуха на свободу. Просто открыл дверцы и ушел. Пусть поживут на воле. Долго не проживут, наверное, ну и пусть, все мы когда-нибудь сдохнем.
“Хозяйственный был все-таки Хозяин, — подумалось мне. — С этой усадьбы могла
