Двери распахнулись, в кабинет вбежала прелестная девушка. Ей было не более семнадцати, нежное, полудетское лицо пылало румянцем, чёрные локоны разметались по плечам.
— Ах, папа, не браните лорда Вэйкоула! — воскликнула она, обращая к премьер-министру взор наполненных слезами глаз. — Это я во всём виновата! Мне так хотелось примерить эти туфельки! Я уговорила лорда Вэйкоула достать их для меня.
— Роксана! — проговорил изумлённый лорд Чубб.
— Возьмите их, отец, — красавица протянула премьер-министру ларец, открыла его, и точно, внутри, на бархатной подушке красовалась пара туфелек, переливавшихся драгоценными камнями. — Простите лорда Вэйкоула, он уступил моему капризу. Мы собирались вернуть их вечером, но не успели до вашего возвращения.
— Роксана, ты поступила ужасно, — лорд Чубб сдвинул косматые брови, но раскаяние на личике дочери смягчило его гнев: — Если бы ты только захотела, я заказал бы тебе такие же.
— В этом нет нужды, — проговорил лорд Вэйкуол. — Как только вы сказали о своём желании, дорогая Роксана, я тут же позволил себе… — он вышел и через минуту вернулся с ларцом, как две капли воды похожим на королевский. — Носите их, дорогая. Камни, которые их украшают, достойны сиять не только на королевских туфлях, но и в королевской короне.
— Нет, нет, мне не нужно, — проговорила красавица, заливаясь румянцем, — я и так… я и без туфелек…
— Понимаю, что сейчас не самый подходящий момент, сэр, — сказал лорд Вэйкоул, — однако я не могу больше этого откладывать. Я прошу руки вашей дочери.
Лорд Чубб откашлялся.
— Я обдумаю этот вопрос, хотя, должен заметить, ваш возмутительный поступок говорит о вас не лучшим образом.
Леди Роксана сложила руки умоляющим жестом.
— Ну, хорошо, — сдался премьер-министр.
— Думаю, Уотсон, нам пора уходить, — прошептал Холмс, и мы тихо покинули кабинет.
— Никто не мог взять туфли, кроме Чубба и Вэйкоула, — говорил Холмс, когда мы тряслись в кэбе, возвращаясь на Бейкер-стрит. — Когда я увидел каплю воска на манжете лорда Вэйкоула, то сразу заподозрил, что он снял отпечатки с ключей Чубба. Его слова о том, что Вэйкоул-холл освещается электричеством, укрепили мою уверенность: если нет свечей, откуда воск? Но для чего лорду Вэйкоулу, одному из самых состоятельных холостяков Англии, понадобилось совершать такую нелепую кражу? Как только я услышал, что в деле замешана женщина, мотив стал для меня совершенно очевидным. Женщины, друг мой, лишают мужчин разума, даже лучшие из них — особенно лучшие, я бы сказал. Никогда не женитесь, Уотсон, если хотите сохранить свой ум ясным.
— Холмс, вы были великолепны! Но как же ваше вознаграждение?
— Надеюсь, когда наши высокопоставленные друзья придут в себя, они вспомнят о своём обещании, — сказал Холмс с лукавой искрой в глазах. — Если нет, вознаграждением мне станет интереснейшее дело и рождественский ужин в вашей компании, дорогой Уотсон.
Снег засыпал лондонскую грязь и выбелил закопчённые фасады зданий; белые столбы дыма поднимались в чистое тёмно-синее небо, где среди звёзд сиял спасённый месяц.
* * *
«При чём же здесь омела?» — спросите вы. А вот это как раз секрет.
Для современников Конан Дойла был очевиден чуть ироничный обыгрыш созвучия фамилии этого пражского ученого с именем другого знаменитого пражанина, рабби Лёва Бен Бецалеля, согласно легенде, создавшего Голема. Под теми или иными обличьями Лёв Бен Бецалель часто фигурирует в фантастике: от Густава Майринка до… А. и Б. Стругацких. Впрочем, современному читателю не менее интересно будет сравнить эксперименты Лёвенштейна — и профессора Преображенского из «Собачьего сердца» М. Булгакова. Дело в том, что и Конан Дойл, и Булгаков (оба — медики по образованию) по-разному отталкивались от одних и тех же массовых публикаций, посвященных вопросам омоложения и продления жизни. В дальнейшем большая часть этих исследований, восходящих к работам профессора С. Воронова, оказалась фикцией, немногие подлинные факты получили иное научное объяснение — но в 20-е годы XX в. тема «омоложения» была одной из самых модных. А этот рассказ — один из последних, принадлежащих к циклу о Шерлоке Холмсе, он был написан в 1926–1927 гг., даже позже, чем «Собачье сердце». (Прим. пер.)
Британские государственные деятели, в политическом смысле — полные антиподы. Если Колмс ничего о них не слышал — значит, он, так сказать, «ни за либералов, ни за консерваторов». — Здесь и далее прим. составителя.
Невероятно, до карикатурности щедрая оплата: в полусоверене десять шиллингов, а по ценам 1890-х гг. за такую услугу могли заплатить один, максимум два шиллинга.
