сказать, их родиной и государством. Пусть и правили ими разом три господина, каждый своей частью.
Полевики пахали землю, разводили скотину, огородничали, выращивали табак и варили пиво. Получалось великолепно. На абсолютно одинаковых соседних грядках рачительная семья полевиков умудрялась собрать урожай в два-три раза больше и лучше, чем крестьяне-люди.
Даже картофель, завезенный на материк аквитонцами как большой деликатес, у них получался намного вкуснее, чем у самих «законодателей мод». В Аквитоне кривились, говоря, что полянские корнеплоды совершенно не годятся для высокой кухни. Но все остальные точно знали, где вкуснятина, а где – непонятный выпендреж.
Выращивая свои урожаи, полевики совершенно не использовали магию. Это доказали несколько исследовательских экспедиций из Магической академии Дракенберга. Полевики магов привечали (не задарма, естественно), кормили до отвала, на вопросы отвечали во всех подробностях – вплоть до того, чем кормить скотину, чтобы навоз наилучшим образом удобрял почву под лук и чеснок. Исследователи все записывали, потихоньку толстели на разносолах и почти буквально рыли носом землю на грядках с тыквами. Но ни тени магии обнаружить не удалось.
«Просто мы работать умеем», – пожимали плечами полевики.
Когда вернулась третья экспедиция – отъевшаяся, но с нулевым результатом, – ректорат академии решил изыскания в этой области прекратить. Чем очень огорчил полевиков, считавших магов-ученых непыльным приработком.
Естественно, на сельском хозяйстве полевики богатели так, что соседи страшно завидовали, а у владетельных господ появлялось огромное искушение обложить «зажравшихся крестьян» дополнительными налогами.
Что и было проделано много лет назад.
Как это бывает, иногда у власть имущих возникало желание содрать с мирных огородников еще пару шкурок. А когда это желание подкреплено неулыбчивыми и хорошо вооруженными мордоворотами из фискального ведомства, тут особо не попляшешь. Полевики ругались, но платили. Старательно выдумывая разнообразные способы утаивания доходов.
Несколько лет назад в среде полянской молодежи начали весьма активно поговаривать о возможной независимости. Мол, мы сами вполне сможем жить своим государством, охрану наймем, и пусть владетельные от нас наконец-то отстанут. Старейшины эти идеи не поддерживали, но, когда прежний конунг Альграда активно собирался еще больше увеличить налог, всерьез задумались. Жить-то надо, а владетельные, эвон, совсем озверели…
После смены власти в конунгате все вроде поутихло, зато о полевиках вспомнил герцог Кошицкий и еще чуть-чуть увеличил сборы. Всего-то ввел акциз на табак. И разговоры о независимости закрутились с новой силой.
Герцог Болеслав, узнав об этих идеях, решил объяснить охамевшим крестьянам, что даже мысли такие не приведут ни к чему хорошему. Его люди выловили несколько полевиков, особо громко ратующих за независимость Межевья. В планах было публично дать плетей и отпустить. Но невероятный по дерзости и профессионализму налет на конвой, везущий активистов в столицу герцогства, спутал все планы.
Арестанты были освобождены без единого трупа. Ущерб составили несколько сломанных конечностей и сотрясений мозга у конвоиров, а также половина собранного весеннего налога. В сундуке с оставшейся половиной была обнаружена записка: «У нас хоть совесть есть».
Герцог взъярился и приказал провести карательную операцию. Народ похохатывал (кто ж упустит возможность посмеяться над сборщиками налогов?), а в это время в Альграде конунг и главы наиболее влиятельных полянских кланов подписали договор об образовании провинции Межевье на территории конунгата Альград.
Детали договора не разглашались.
Реакцию на этот договор князя Гнездовского и герцога Кошицкого можно было описать как «крайнее удивление». Хотя выразились они почти одинаково и куда менее вежливо: «Альград, вы там совсем охренели?» Стараниями дипломатов это было облечено в более корректную форму. Конунг Магнус ответил в стиле «Моя земля, что хочу – то ворочу», и на этом переговоры зашли в тупик.
Герцог приостановил поиски нападавших, тем более что все возмутители спокойствия как-то одновременно решили навестить альградскую родню.
Назревшую проблему нужно было решать комплексно. Князь Гнездовский, большой любитель договориться полюбовно (и к вящей пользе княжества) предложил встретиться у него. Ему совершенно не улыбалась назревавшая новая война в Заозерье. Эзельгарр и Мергентский торговый союз на полянскую независимость, в общем, плевали, – но они были слишком сильно завязаны в хитроумной системе заозерской торговли, так что их тоже позвали в гости.
Летний бальный сезон стал прекрасным поводом собрать всех заинтересованных лиц для обсуждения насущных проблем.
Анна отложила бумаги и усмехнулась.
– Виктор, как вам версия: Альград решил отыграть назад полянскую автономию, и кто-то особенно резвый из полевиков при помощи трупа двойника фрайин Ингрид им прозрачно намекает, что так делать не надо? Это вполне объясняет следы кого-то невысокого на месте преступления.
– А как же быть со сторожем? Его-то за что? – резонно спросил Виктор.
– Не знаю. Но мало ли?
– Так, значит, полевики тоже могут быть некромантами? – вместо ответа спросил он.
– Почему нет? Пусть они и не совсем люди, но ничто не мешает появлению в полянской семье ребенка со склонностью к магии. Мы с одним полевиком в Дракенберге вместе учились, правда, он стихийщик. Но не вижу проблемы.
– Час от часу не легче, – проворчал Виктор.
Пирожки и чай давно кончились. За окном было уже темно, огоньки свечей на столе у Виктора слегка дрожали от ветерка. В открытое окно влетела ночная бабочка, опасно закружилась около подсвечника. Виктор выгнал непрошеную гостью, высунулся в окно, вдохнул прохладный воздух, наполненный запахом каких-то цветов. Покрутил головой, разминая слегка затекшую шею, и взял из рук магички последний листок.
Это была очередная аналитическая записка, в которой очень убедительно доказывалось, что идея об образовании автономии полевиков принадлежит, скорее всего, не конунгу Магнусу Альградскому, а его сестре, занимающей в Альграде должность канцлера.
Отдельным пунктом в этой записке была отмечена торжественная закладка в единственном городе Межевья церкви Святой Ингрид на средства полянских общин.
«Где-то я это сегодня слышал уже… – вспомнил Виктор. – Ага! Милая компания в „Ферзе“. Ох, спасибо учителям, натаскивали запоминать все подряд… Альградский парень охал, как его все достало и какая от полевиков куча проблем. Как же его… Олег! Секретарь фрайин Ингрид! Да, действительно, мы сегодня поутру наблюдали эту самую компанию. Вполне логичное совпадение: мы искали еще работающий кабак, они засиделись в „Ферзе“, естественно, что мы все оказались в единственном открытом заведении в округе… А еще – „Ферзь“ рядом с местом убийства. Неужели все так просто? Да уж, проще некуда… Племянник князя Гнездовского и его приятели – подозреваемые. Ох, хапнем горя… Как там шеф говорил? „Дерьмовая банка с пауками“? Ладно, завтра разберемся».
Виктор дочитал записку. По мнению автора, в Альграде после смерти
