Вы видите, и Бьюмонт, и девушка слышали стук копыт. Однако когда я стал глубже вникать в это дело, то выяснил, что тетушка ничего не слышала, хотя она и правда немного глуховата, да и сидела подальше. Конечно, молодые люди находились в чрезвычайно нервном состоянии и готовы были услышать что угодно. Дверь могла захлопнуться внезапным порывом ветра из-за того, что где-нибудь в доме открыли другую дверь. А ручку, возможно, никто не держал, и всему виной был просто застрявший камешек.
Касательно поцелуев и стука копыт я напомнил, что эти звуки могли бы показаться вполне обыденными, если бы молодые люди не находились в таком напряжении и были способны рассуждать спокойно. Я объяснил Бьюмонту, да он и сам знал, что стук копыт разносится ветром на большие расстояния, поэтому слышали они, вероятно, всего лишь всадника, который скачет где-то вдалеке. Ну а поцелуи — на них в той или иной мере похоже множество приглушенных звуков, например шуршание бумаги или листьев, особенно для человека чрезмерно взволнованного и готового вообразить самое невероятное.
Я закончил свою скромную проповедь, призывавшую следовать здравому смыслу вместо того, чтобы поддаваться истерии, а затем мы выключили свет и покинули бильярдную. Однако ни Бьюмонт, ни мисс Хисгинс не захотели признавать, что всему виной их воображение.
Итак, мы вышли из комнаты и направились вдоль по коридору. Я все еще старался изо всех сил убедить молодых людей в вероятной ординарности и естественности всего случившегося, когда произошло нечто, от чего я, как говорится, потерял дар речи: в бильярдной, где мы были всего пару секунд назад, раздался стук лошадиных копыт.
Я почувствовал, как в то же мгновение мурашки поползли у меня по спине к затылку, а мисс Хисгинс судорожно всхлипнула, словно ребенок с коклюшным кашлем, и побежала по коридору, лихорадочно вскрикивая. Бьюмонт же стремительно развернулся на каблуках и отпрыгнул на пару метров назад. Я тоже сдал назад, как вы можете догадаться.
— Вот оно, — сказал Бьюмонт еле слышно. — Может, вы хоть теперь поверите!
— Да, что-то, безусловно, есть, — зашептал я, не отводя глаз от двери в бильярдную.
— Ш-ш! — остановил меня он, — Опять!
Впечатление было такое, будто по комнате медленно, не спеша расхаживает лошадь. Чудовищный ужас сковал меня до такой степени, что казалось невозможным даже нормально дышать, вы знаете это ощущение. Мы, похоже, какое-то время пятились назад, поскольку внезапно обнаружили, что стоим в конце длинного коридора.
Здесь мы остановились и прислушались. Звук из комнаты шел равномерный, и была в нем какая-то пугающая монотонность, словно животное испытывало что-то вроде злобного удовлетворения, вышагивая взад и вперед по комнате, в которой совсем недавно находились мы. Понимаете, о чем я?
Потом звук прекратился, и наступила абсолютная тишина. Только из глубины огромного холла доносился взволнованный шепот нескольких человек, поднимавшихся к нам по широкой лестнице. Наверное, они собрались возле мисс Хисгинс, желая ее защитить.
По-моему, мы стояли в конце коридора примерно минут пять, прислушиваясь, не происходит ли чего в бильярдной. Потом я понял, до какой степени перепуган и сам, однако сказал Бьюмонту:
— Пойду посмотрю, в чем там дело.
— Я с вами, — ответил молодой человек.
Он как будто даже дрожал, но отваги ему было не занимать. Я попросил его подождать немного и бросился в свою спальню за фотоаппаратом и вспышкой. В правый карман я засунул револьвер, а на левую руку надел кастет, чтобы он был наготове и в то же время не мешал мне оперировать вспышкой.
Я вернулся к Бьюмонту. Он протянул руку, демонстрируя свой пистолет. Я кивнул, но предупредил шепотом, чтобы он не спешил стрелять, поскольку, возможно, все это — просто-напросто чья-то глупая шутка. Поврежденной рукой Бьюмонт прижимал лампу, которую снял с кронштейна в верхнем холле, поэтому света нам хватало. Мы направились по коридору к бильярдной комнате, и, как вы можете себе вообразить, оба изрядно нервничали.
Все это время мы слышали какой-то звук, но внезапно, когда нам оставалось до цели метра два, тяжелый удар копытом обрушился на прочную деревянную дверь бильярдной. В следующее мгновение мне показалось, что все кругом задрожало от стука копыт какого-то огромного существа, несущегося в направлении двери. Сначала мы оба инстинктивно отступили на пару шагов, но затем, как говорится, взяли себя в руки и, сохраняя мужество, остановились и стали ждать. Яростный топот приблизился к двери и прекратился. Последовало мгновение абсолютной тишины, хотя, что до меня, так я практически был оглушен пульсацией крови в горле и висках.
Могу сказать, ждали мы почти полминуты, а потом снова раздались безудержные удары огромного копыта. И вдруг звуки двинулись прямо на нас, словно кто-то невидимый прошел сквозь закрытую дверь и мы вот-вот попадем под его тяжелую поступь. Мы отпрыгнули в разные стороны, и помню, что я распластался вдоль коридорной стены. Цок-цок, цок-цок — гигантские копыта, казалось, прямо между нами и, не торопясь, с ужасающей нарочитостью двинулись дальше по коридору. В ушах и висках у меня стучала кровь, поэтому лошадиные шаги я слышал словно сквозь туман; тело совершенно закостенело, и мне категорически не хватало воздуха. Голова моя была повернута так, что я мог видеть весь коридор, и некоторое время я стоял не двигаясь. Я сознавал только одно: нас окружает смертельная опасность. Понимаете?
А затем, неожиданно, ко мне вернулось мужество. Я слышал, что стук копыт идет практически из другого конца коридора. Изогнувшись, я взял фотоаппарат на изготовку и блеснул вспышкой. Следом Бьюмонт выпустил целый град пуль и бросился вперед с криком: «Мэри в опасности. Бежим! Скорее!»
Он ринулся по коридору, а я вслед за ним. Выскочив на главную лестничную площадку, мы услышали, как копыта простучали по ступеням, а потом все стихло. И дальше — ничего.
Внизу, в большом холле, я увидел домочадцев, сгрудившихся вокруг мисс Хисгинс, которая, по-видимому, была без сознания. Несколько слуг сбились в кучку и замерли чуть поодаль, не отрывая глаз от лестничной площадки. И все молчали. А над нами, примерно ступенях в двадцати, застыл старый капитан Хисгинс с обнаженной саблей в руке — он остановился чуть ниже того места, где раздался последний удар копытом. Наверное, мне не приходилось в жизни видеть картину более трогательную, чем этот старик, вставший между своей дочерью и дьявольской силой.
Думаю, вы догадываетесь, какое непонятное чувство страха я испытал, проходя мимо тех ступеней, на которых прекратился стук копыт. Было ощущение, словно чудовище все еще там, просто мы его не видим. А самое удивительное заключалось в том, что мы больше не услышали ни единого лошадиного шага — ни выше, ни ниже по лестнице.
