В свои пятнадцать Люба от матушки отличалась сильно. Самое главное отличие – ее девственность. Девушка была невинна и, казалось, останется такой до свадьбы. Деревенские нострадамусы даже закрякали разочарованно. Кто-то злорадно шипел, мол, в семье не без урода. Все они ошибались. Любаша намеревалась расстаться с девственностью в ближайшем будущем, но в отличие от своих непутевых родственниц с выгодой для себя.
Люба с детства знала, откуда берутся дети. Лет в пять она пронаблюдала процесс их зачатия от начала до конца. В десять могла быть экспертом в данной области. А в двенадцать, когда ее попытался совратить сосед-призывник, так подняла его на смех, что парень, уверенный в своей опытности и умении зажигать в женщинах огонь, после армии в родную деревню больше не вернулся.
Секса Любаше очень хотелось, особенно после тринадцати, но она себя сдерживала. Решила: успеет еще набаловаться, а пока надо думать о коммерции – времена наступили тяжелые. Поначалу она мечтала о каком-нибудь заезжем богаче, которому продаст свою невинность за доллары, которых в деревне отродясь не видели. Потом, понимая, что богачей, как и долларов, в их дыре не увидит до конца дней своих, надумала уехать в Москву – там охотников до ее девичества найдется уйма. Не получилось – денег в семье не было даже на билет.
Люба оканчивала восьмой класс. После можно было в ПТУ поступить, хоть бы и в столичное, но училась она плохо, а денег на дорогу так и не находилось. Решение ее проблемы оказалось рядом, только руку протяни. Причем в буквальном смысле. Сидела Люба на первой парте, перед учительским столом, а за ним на уроках химии располагался молодой педагог Петр Самсонович, которого за глаза звали Петюней. Он был только после института, молодой и неопытный, и выглядел как мальчишка: худенький, прыщавый, неуверенный в себе. Девочки в классе от него сходили с ума, что неудивительно – больше учителей мужского пола в их школе не было. Любашу же он до поры до времени не интересовал совершенно, но однажды она поймала на себе его вожделенный взгляд и изменила свое отношение.
Одним апрельским вечером она нагрянула в учительскую. Там, кроме Петюни, никого не было. Любаша развязной походкой прошествовала через комнату, втиснулась между столом и молодым учителем, задрала юбку, под которой, по случаю, ничего не было, и призывно вильнула бедрами. Петюня пустил слюну, но действий никаких не предпринял. Тогда Люба, в которой проснулся инстинкт ее предков, сама набросилась на Петюню с такой страстью, словно мечтала все годы именно о нем. Произошло все быстро и безболезненно. И имело продолжение.
К маю молодой педагог нуждался в теле своей ученицы, как в наркотике. Любаша же, отработав на нем все приемы, изученные благодаря привычке подглядывать, потеряла к Петюне всякий интерес, тем более что мужиком он оказался хилым и неопытным. Вот тут и наступил момент, ради которого, собственно, все и было затеяно.
Все в школе говорили, что Петр Самсонович москвич, профессорский сынок, что у него много связей в столице, а в деревню он поехал учительствовать по зову сердца. Эту историю Любаша знала, на нее и поставила. К концу учебного года она прибежала к своему любовнику вся в слезах, рассказала, что беременна, и попросилась замуж. Петюня был рад-радешенек. Начали тайно готовиться к свадьбе. Но тут юная невеста из ночных откровений жениха выяснила, что приехал Петюня вовсе не из Москвы, а из такой же деревни, как ее собственная, папаня его был всего лишь директором сельской школы, отнюдь не ректором университета.
Люба была в шоке. Когда шок прошел, она устроила Петюне такой скандал, что жених чуть не умер от страха. Никакой свадьбы, никаких детей! Деньги на аборт и на поправку здоровья, иначе заявление в милицию! Статья за совращение малолетней и позор на весь его учительский род! Любаша рвала и метала. Петюня умирал от страха. В итоге каждый получил свое: она – сто рублей и четверку по химии, он – ее молчание и прощальный поцелуй. Никакого аборта она, конечно, не делала – не было надобности, беременность девушка выдумала. А осенью Люба уехала в Москву.
Что за жизнь началась! Какие гулянки, а какие мужчины! Любаша была счастлива, пока не влюбилась. Ее избранником оказался студент института имени Патриса Лумумбы. Его звали Сабиб. Как она страдала, как желала его! Уже больше десяти лет с той поры минуло, а воспоминания об их жарких ночах все еще будоражили кровь.
Познакомились они на дискотеке. Сабиб привлек внимание девушки сразу. Огромный, мускулистый, бритый негр в обтягивающих джинсах был самым сексуальным на данс-поле. А как он танцевал! Как ходили его бедра во время танца! В ту же ночь они оказались в постели. И в ту ночь Люба испытала свой первый оргазм. Сколько мужиков у нее было до этого, а ни один не смог довести ее до финиша. Она даже и не надеялась уже, думала, что просто не способна, поскольку быстро заводилась, доходила до исступления в первую минуту, но во время полового акта теряла к нему всякий интерес. Но с Сабибом все было иначе. Они кувыркались всю ночь, весь следующий день и не могли насытиться друг другом.
Их роман продлился полгода. Как же она ревновала его все это время! Прощала ему все: и невнимание, и обман, и измены. Но Сабиб уехал в свою Кению по окончании института и даже не позвал ее с собой, хотя она готова была ехать за ним не то что в Африку, а даже в Антарктиду.
Потянулись серые, безрадостные дни. Мужчины, с которыми она спала после Сабиба, казались ей гномами-импотентами. Неизвестно до какой жизни докатилась бы Люба от тоски, если бы не Ленчик. Вот уж заморыш так заморыш! Стишочки, басенки… Ни капли мужской силы, ни грамма агрессивности, ни кусочка достоинства… Люба презирала таких мужчин. Но девушку покорила его слепая любовь, его неведение, его желание бросить к ее ногам весь мир…
Когда Ленька ее выгнал, Люба быстро нашла ему замену в лице хозяина шашлычки Ашота. Но тот ей быстро надоел, и она переключилась на его брата, владельца обувного магазинчика. Так и кочевала с тех пор из одной кровати в другую, от одного мужчины к следующему. Но с каждым разом поклонники становились богаче. И вот теперь у нее имелась своя квартира, машина, дорогущий гардероб. Не хватало только мужа!
Любе было уже тридцать. Она понимала: еще немного – и выйдет в тираж, в сорок она никому не будет нужна. А раз так, надо уже сейчас позаботиться о себе и своем будущем, то есть выйти замуж. Да только не брал никто! Никому она, потасканная, бесплодная после неудачного аборта была не нужна… Разве что какому-нибудь чудику типа Леньки, который обожал ее любой: распутной, злой, стервозной. Конечно, оставайся он дворником, она и не подумала бы рассматривать его кандидатуру, но он стал известным и богатым, а раз так – подходящим на роль мужа, как никто…