что люблю советские будильники, что никогда не дадут проспать. Из-под шелковистой простынки рядом со мной вынырнула изящная рука с веснушками и отточенным движением хлопнула по будильнику. Тот, признав хозяйскую руку, вмиг заткнулся.
Я приподнялся на локте и прищурился от любопытного лучика, что пробился в спальню. Рядом на кровати, разметав роскошную гриву по подушке, лежала Соня. В квартире жарко, и пришлось укрываться простынкой. Под тонкой тканью угадывались холмики ее груди с крутыми склонами (ничего из того, что Соня говорила про женские года, ее саму пока не касалось). Одна нога выбилась из-под одеяла и картинно дополняла прекрасный “натюрморт”. Манила округлостью бедра и нежной кожей без единой складочки.
Соня приоткрыла глаза, улыбнулась и проканючила:
— Что, уже? Так рано?
— Подъем, красавица, — я не удержался и слегка шлепнул ее по округлости ляжки. — И тебе пора на работу.
— Мне еще рано, я с Петровной договорилась, она с утра вместо меня картошку чистить будет. Я еще поваляюсь. Оставайся…
Ее руки, будто кошачьи лапки, оплели мою шею и попытались притянуть к себе, словно добычу.
Я пытался сопротивляться, аргументируя, что опоздаю на работу, что трамвай будет до УВД минут сорок телепаться. Что на планерку к Горохову опаздывать нельзя. Но потом решил, что такси никто не отменял, это будет быстрее, чем на трамвае. Тем более, телефон в квартире есть, можно и раскошелиться разок. Обдумав это, я нырнул под шелковую простынку…
***
На планерке сидел не выспавшимся, но довольным, словно кот, объевшийся сметаны. Зевал и мечтательно глядел в потолок. Слушал Горохово через раз.
Иллюзий я по поводу Соньки не питал, но ради большой и чистой любви сходить на сеновал был не против. Федьку только жалко. Он к ней со всей душой, а она, дура, меня выбрала… Но оно и к лучшему, влюбится еще дурак сгоряча и пополнит ее коллекцию воздыхателей. Жениться все-таки Феде надо. Но не на Соньке… На другой девушке.
Планерку проводил Горохов. Выслушивал доклады подчиненных. В просторном кабинете собрался весь личный состав его новоиспеченной следственной группы. Я насчитал аж двенадцать человек. “Бонусом” присутствовал еще начальник участковых. Сами участковые инспектора в группу не входили, но, по договоренности с начальником управления, их руководитель каждое утро получал от Горохова задания. Если опера, в основном, работали с криминальным элементом и качали информацию из стукачей и прочей шантрапы, что стояла у них на оперативных позициях, то участковые были ближе к народу. Вернее, к его самой информированной, всезнающей части — к бабушкам. В эпоху, когда не было интернета и менеджеров, все новости и события узнавали по сарафанному радио именно посредством бабулек, что сидели на скамейках в каждом дворе и всегда знали про всех всё и вся. Кладезь информации. Правда, в основном бесполезной, но опытный участковый всегда умело очищал зерна от плевел.
В дверь кабинета постучали, прервав планерку.
— Войдите! — недовольно крикнул Горохов.
Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась морда дежурного с кустистыми бакенбардами:
— Разрешите, Никита Егорович?
— Что у вас, срочное что-то? — недовольно бросил Горохов, раздраженный тем, что его мини-совещание было бесцеремонно прервано.
Дежурный, поправив фуражку (даже головной убор надел в помещении для проформы, как же они все-таки боятся генеральную прокуратуру), несмело шагнул в кабинет:
— Там, эт самое… “Волгу” задержали…
— Какую “Волгу”? — не сразу понял Горохов.
— Белую! Новой модели, что по ориентировкам проходит. Гаишники… То есть, виноват, инспекторы ГАИ на въезде в город остановили. И водитель под описание подходит. В костюме, эт самое, солидный такой. Все как в ориентировке.
— И что же ты молчал?!
— Так я, эт самое, докладываю…
— Водитель кто?! Личность установили? Сюда его! Ко мне. Быстро!
— Так отпустили водителя… — дежурный пригладил растрепавшиеся от волнения баки и сделал на всякий случай шаг назад, к распахнутой двери.
— Как отпустили?! — Горохов хлопнул по столу кулаком.
Дежурный вздрогнул, и фуражка сползла на лоб, он спешно ее поправил, попутно вытерев рукавом взмокшее лицо:
— Так не имеем право задерживать, это же сам товарищ Зинченко.
— Какой еще Зинченко? Рапорт на стол! От вас и от гаишников! Служебную проверку по вам проведу!
— Никита Егорович, — вмешался Степаныч — один из бывалых местных оперов, что входил в состав группы. — Разрешите пояснить? Зинченко Сергей Сергеевич — второй секретарь горкома КПСС Новоульяновска. Фигура в городе значимая. Да и убийца на таком посту никак не может быть. Не по статусу.
— Так… Ясно… — успокоился Горохов. — Ну, это не вам решать, может или не может, — следователь крутил в руках карандаш. — Почему раньше он не попал в поле зрения? Как владелец белой “Волги”…
— Так, это самое, — дежурный чуть осмелел. — Машина не на нем числится, а на отце его. В Москве зарегистрирована…
Хрусь! — карандаш в руках Горохова сломался, он швырнул обломки в мусорную корзину и саркастически улыбнулся:
— Дайте угадаю! И отец его в Москве – тоже шишка та еще?
— Не совсем, — сказал Степаныч, – я слышал, что он писатель или журналист, но уже на пенсии.
— Свободен, — кивнул Горохов дежурному.
Тот, мелькнув роскошными бакенбардами, поспешил испариться.
— Думайте, товарищи, — нахмурился Горохов, ослабив на шее непомерно широкий галстук в серую нелепую клетку. — Как товарища Зинченко прошерстить. Опросить, конечно, мы его можем, и алиби проверить. Но я уверен, что он скажет, что не помнит, где был в дни убийства. И ничего мы с этим не поделаем. Не то, что обыск в квартире, даже машину не сможем досмотреть. Санкцию никто нам не выдаст. Если Зинченко человек уважаемый, то прокурор на такое не пойдет. Скажут, что нет достаточных оснований сомневаться в его честности.
Я сидел и размышлял о том, как в мое время выходили из таких ситуаций. Подключали прослушку и ловили чиновников на разговорах, а потом уже знали, где копать. Хотя для прослушки тоже постановление суда нужно, но в начале нулевых иногда этим можно было и поступиться. На свой страх и риск, так сказать. Но сейчас автоматические прослушки еще не изобрели. Можно конечно на АТС сидеть с трубкой круглосуточно. Первые попытки создать приборы в СССР появятся уже в следующем году, перед Олимпиадой.
А сейчас даже столичный прокурорский пробуксовывал перед номенклатурником.
— С Зинченко
