я, а потом и Полина. Я даже успел порадоваться, что девушка приходит в себя и начинает совершать какие-то осмысленные действия. Луноход с тремя буквами ПМГ на борту остановился рядом с нами и из его командирской двери выскочил милицейский старшина.
— Я следователь Корнеев! Там у остановки двое преступников. Разбой и попытка изнасилования! — скороговоркой произнес я, тыча старшине в лицо ксивой.
На удостоверение старшина взглянул мельком, а вот нас осмотрел более внимательно. Однако при всем этом он уложился в считанные секунды.
— Садись! — распахнул он заднюю дверку УАЗа, — А, чего ты без шапки, следователь? — задал он совсем не ко времени странный вопрос, — Чать не май месяц!
— Так я же говорю, разбой! Меня разбили! Шапку и шарф забрали. А вон ее изнасиловать пытались! — стараясь не орать, ставил в курс я старшего патруля. — И сильно не газуй, потише надо, они там за остановкой. Двое. Одного я вырубил, а второй с ножом, — последнее я уже адресовал старшине.
К остановке мы подкатились без особого шума. Старшина и милиционер-водитель достали свои пистолеты. Вылез с ними и я, наказав дрожавшей Полине оставаться в машине. Обойдя остановку с двух сторон, никого мы за ней не нашли. Злодеев не было. Зато было много крови. Наверное, и этому половому разбойнику я тоже сломал нос. Больше такому количеству крови взяться не откуда. Подсвечивая фонариком старший патруля огляделся и пошел обратно к машине. Двинулся за ним и я.
Забравшись вовнутрь, он взял трубку рации и начал вызывать «Вислу», то есть, насколько я помнил, дежурную часть Ленинского РОВД. «Висла» ответила сразу и старшина, представившись «два-два-ноль» быстро и толково доложился оперативному.
— «Висла», я сейчас трубку терпиле дам, он наш, следак из Октябрьского. Он вам лучше обрисует приметы этих урок и похищенное! — старшина мне все больше нравился своей сообразительностью и профессионализмом.
Я уложился в минуту, не больше. И еще секунд через десять по рации уже зазвучала ориентировка для всех пеших и автопатрулей ППС и ОВО. Качественная ориентировка, передававший ее, ничего из принятого от меня не переврал и не упустил.
— А мы, Алексей, давай прокатимся дальше к Волге, — скомандовал старшина водиле, — Заборы здесь высокие, через них они не полезут и навстречу они нам тоже не попались. Значит, либо живут где-то совсем рядом и уже дома водку пьют, либо к Волге ушли.
— Не стали бы они, старшина, рядом с домом так проявляться, — не стерпел я, — Не местные они, прав ты, давай прокатимся. Только фары лучше бы выключить.
Водитель согласно кивнул и щелкнул тумблером. По узкому проулку мы ехали в полной темноте. В убавленную громкость переговоров вклинился радостный голос.
— «Висла», «Висла», ответь «две двойки шестому»!
— На связи «Висла»! Что хотел, «два два шесть»? — ответил уже знакомый голос оперативного дежурного Ленинского.
— На стыке Седьмой просеки и проспекта по вашей ориентировке задержал подозреваемого! Морда разбита, одежда в крови. При нем обнаружена мужская шапка желтого меха и красный мохеровый шарф. Документы отсутствуют. Утверждает, что шарф и шапку нашел на дороге. На запястье левой руки наколка «клен», Константин, Лариса, Елена, Николай. На пальцах наколки двух перстней. Как понял, «Висла»?
— Понял тебя «две двойки шестой»! Тащите клиента на базу!
«Клен», это очень хорошо! Клиент сиженый еще по малолетке. «Клянусь легавых е#ать на нарах». На взросляке такую шнягу не набивают. Праздник настоящих мужчин снова вернулся в мое сознание. Теперь мне очень хотелось побыстрее встретиться с этим счастливчиком, нашедшим мою шапку и шарф. Хотя, надо быть реалистом, РОВД чужой и пообщаться с ним вдумчиво мне не разрешат. В том, что это моя шапка и жулик тоже мой, я не сомневался.
— Двоих впереди вижу! — приглушенно сообщил водила, который, перегнувшись через рулевую колонку почти уткнулся носом в лобовое стекло, — Метров семьдесят до них, дальше лучше пешком, услышат.
Я уже тоже видел два слившихся силуэта. Причем, один почти тащил второго. По тому, как медленно они передвигались, можно было подумать, что менее пьяный мужик ведет своего почти никакого товарища.
— Они! — невольно вполголоса произнес я, но тот, который трезвее, будто бы меня услышал и обернулся. — Гони! Включай дальняк и гони! — уже не таясь, заорал я водителю.
Тот щелкнул тумблером и газанул вперед. Сразу же, как взревел двигатель и стало светло, тот, что тащил сотоварища, прислонил его к забору, а сам рванул вниз по проулку. Прислоненный сполз на заледенелый снег.
— Сиди здесь! — велел я Полине и как только машина остановилась, выскочил из нее.
Перед этим я заметил, что у нее начался отходняк. Девушку знобило и по ее щекам текли слезы. Но временем на ее успокоение пока никто не располагал.
Когда я подбежал к сидящему, то по добротной импортной куртке с меховым воротником сразу признал того, которому я зарядил с ноги по физиономии. Тогда, за остановкой, я его лица не видел, а теперь рассмотрел. Нос у парня был слегка свернут в сторону, а вместо губ были две кровавые плюхи. Удачно я приложился, а ведь не сказать, что футболист! Это потому что хорошо примерился. Агрессор щурился на свет, косо бьющих в его харю фар и что-то мычал. Скорее всего, сотрясение, подумал я и начал осматривать его карманы, желая удостовериться в наличии или отсутствии чего-то для себя опасного. Никаких предметов, похожих на оружие я не нашел. Обнаружил по разным карманам денег около пятнадцати рублей и два полноценных документа. Комсомольский и студенческий билеты.
— Ушел сука! — со стороны Волги, хрустя льдом под сапогами, подошел старшина, — Там дальше лодочная станция и темно совсем, — как бы оправдываясь, сообщил он, засовывая пистолет в кобуру на портупее.
— Это ничего, не долго ему бегать, двое пленных есть, сдадут они его! — успокоил я старшего ПМГ и радостно посмотрел на комсомольца.
Я развернул студенческий билет. Гудошников Валентин Ильич, студент третьего курса юридического факультета. Надо же, он еще и коллега. Хоть и будущий. Впрочем, теперь уж вряд ли. Теперь у него другая стезя. Времена нынче кондовые и воровская среда еще не скурвилась от шальных денег и эротического переплетения с властью. Свои традиции синие пока еще блюдут, а, значит, Гудошников в самом скором времени без всякого медицинского и гормонального вмешательства превратится из Валентина в Валентину. Ну так туда ему и дорога, жалости я к нему не испытывал. Сильничать девок за обоссанными остановками его никто не заставлял.
— Старшина, там девушке плохо, поговори с ней, успокой, а я пока этого постерегу, — обратился я к пээмгэшнику, — И скажи своему водиле,