— Дороги тут отвратительные… — проворчал полковник, когда автомобиль подпрыгнул на очередной кочке. В отличие от мечтательного Пауля, он не обращал никакого внимание на ослепительную синеву осеннего неба, сочную зелень травы и на облака, несущиеся по небу с такой скоростью, что их тени стремительно проносились над автомобилем и убегали вперед. Пауль невольно задумался о том, что любое человеческое изобретение ничтожно по сравнению с силами природы. Паулю был не чужд религиозный экстаз и он умел умиляться до самой глубины души, глядя на столь совершенно сотворенный Господом мир (а здесь он выступал в своей почти первозданной красоте). Конечно, эти чувства он держал при себе и никогда не высказывал их посторонним, особенно полковнику.
Нервный, мнительный Пауль любил полковника, как сын отца. Полковник, казалось, никогда не сомневался. Он принимал решения с лету и редко ошибался. А даже если ошибался, то всегда выходило, что не он сам в этом виноват. Шмидт чувствовал себя хозяином в этой стране и его, в отличие от Пауля, не смущала враждебность местных. Наоборот, он воспринимал ее как должное, считал, что хозяина должны бояться. Естественно, и с женщинами у него не возникало трудностей: как только они оказывались в пределах его досягаемости, он брал от них силой все, что ему было нужно. В мирное время он, пожалуй, скорее всего, оказался бы за решеткой, но на войне таким как он цены нет. За то недолгое время, пока их штаб располагался в этом Богом забытом городке, Шмидт просто измаялся от безделья. И почти без раздумий согласился поехать к знакомому Треберна. Пауль попытался робко предложить не торопиться, так как ехать предстоит неизвестно куда, и предложил навести сперва справки о хозяине замка, который старый священник один раз показал ему на карте. Но Шмидт поднял Пауля на смех: трое вооруженных мужчин, из них два офицера — чего им опасаться? Пауль еще менее уверенно заикнулся о бойцах Сопротивления, но Шмидт сказал, что неподтвержденным данным он не верит, и вообще намекнул, что осторожность Пауля временами граничит с трусостью. Пауль оскорбился, но виду не подал. Потом посомневался-посомневался, подумал-подумал, и решил, что полковник как всегда прав.
Дорога петляла среди редких ферм, где попадались все те же черно-белые коровы с грязными задами. Невдалеке показался лесок. Треберн махнул рукой в направлении леска, видимо, давая понять, что за ним-то как раз и находится замок. Пауль постарался мысленно соотнести проделанный путь с тем, который он сам прочертил по карте. Пока все вроде совпадало.
…На въезде в лесок шофер притормозил, высматривая что-то впереди: Пауль привстал и попытался разглядеть помеху на затененном участке дороги. После яркого солнца здесь было темновато. Одновременно со звуком неожиданно прогремевшего выстрела шофер резко пригнул голову к рулю и стал медленно заваливаться на бок. Треберн тоже пригнулся и вжался в сиденье. Полковник прикрикнул на шофера, но тот продолжал сползать. Справа, с насыпи послышался хруст веток. Пауль еще не сообразил, что же произошло, потому что произошло все быстрее, чем он это потом вспоминал. Полковник схватился за пистолет. Только тогда Пауль заметил выбежавших с из-за кустарника на придорожной насыпи людей. Двое из них уже подскочили к автомобилю. Инстинктивно подражая полковнику, Пауль тоже попытался выхватить пистолет, но даже дотронуться до него не успел. Последнее, что он слышал перед тем, как его буквально вышибли из машины, было «Осторожно! Полковника нужно взять живым!». Кричали по-французски.
…Пауль очнулся от того, что кто-то брызгал холодной водой ему в лицо. Открыв глаза, он понял, что никто не брызгал в него водой, просто вечерело, серые тучи затянули небо и шел дождь. Он так и валялся на дороге в лесу. По этой дороге, видимо ходили и ездили редко.
«Треберн — предатель» — подумал Пауль. Голова у него раскалывалась. Он попробовал приподняться, но от первого же усилия по всему черепу распространилась такая боль, что перед глазами снова возникла черная пелена. Когда Пауль пришел в себя окончательно, он сначала с огромным трудом перекатился на правый бок, потом, отталкиваясь руками от земли медленно приподнялся и сел. Тут же голова закружилась, перед глазами побежали разноцветные круги, и Пауля неожиданно стошнило.
Дождь усиливался. Каждая капля, падающая на голову, болезненно отдавалась чуть ли во всем теле. Пауль осмотрел себя. Ни форменной куртки, ни оружия. Бережно прикоснувшись к затылку, он почувствовал на волосах теплую и липкую жидкость. Потом тупо рассматривал окровавленные пальцы. Мысли приходили медленно-медленно и застревали в голове подолгу. Болело все лицо — его выкинули из машины мощным ударом в челюсть. Что там с зубами — неизвестно. Попробовал ощупать их языком, но и эти движения давались с трудом. Боль была повсюду и распознать, откуда она шла, возможности не было. Хорошо еще, что добивать его не стали: то ли очень спешили, то ли патроны экономили. Им нужен был полковник и его автомобиль. Ну и оружие, конечно же. Кто они были-то хоть? И какая сволочь этот Треберн! Не убий, называется!
Какое-то время Пауль совсем не мог думать, его снова стало тошнить. Потом, слегка придя в себя и вытерев губы мокрым рукавом, он снова задумался. Черт с ним с Треберном и с нападавшими. Главное — это то, что он, Пауль, кажется, жив, но возможно, это временно. На него пожалели патронов именно потому, что он, падая, как следует размозжил голову о камень. Несколько булыжников, вроде тех, из которых здесь строят деревенские дома, валялись поодаль на самой середине дороги. Перед ними и затормозил водитель. А этот камень, видимо, не успели сложить в общую кучу.
Да, они были правы. Раненый на пустынной дороге, которая никуда не ведет (он смотрел на карте — за лесом дорога кончается, упираясь в замок) и по которой никто не поедет, с разбитой головой — куда он денется? Сдохнет, и все. Дождь перешел в настоящий ливень. Пауль чувствовал себя так, как будто сверху кто-то направил на него струю ледяного душа. Только тут он ощутил, что вся одежда у него промокла и что сидит он в холодной грязи. Первым желанием было снова лечь в эту грязь и потихоньку ждать смерти. Потом Пауль медленно, но отчетливо осознал, что умирать ему все же не хочется. И что надо встать и идти. Куда — не важно. Можно назад. к побережью. До побережья он точно не дойдет, но, возможно, придет хоть куда-нибудь. По дороге, когда ехали на машине, им попадались редкие хутора. Значит, люди здесь есть. Все-таки не пустыня. Может, кто-нибудь его и подберет. А может и нет, но лежать и ждать смерти — хуже самой смерти.
Пауль с трудом встал на четвереньки, потом, раскачиваясь и балансируя руками, стал на колени. Голова опять закружилась, но на этот раз обошлось без черной пелены и тошноты. Еще немного и, шатаясь на негнущихся ногах, будто мертвецки пьяный, Пауль побрел по раскисшей дороге.
