— Мне казалось, ты любишь собак.
— Да я жду не дождусь возможности завести собаку, причём большую. Но не такую зверюгу, как этот дворняга. Я хочу нормального, чистого, воспитанного пса, который будет слушаться. А этот вообще неподдающийся. — Она усмехнулась. — Хорошо, что Стампс не обедает со мной и Мэйвити. Приятно хоть на время ланча от него избавиться. Но после обеда он опоздал на двадцать минут. А когда я заставила его задержаться на те же двадцать минут после работы, он взбесился. — Чарли допила пиво и встала. — Так, я в душ, а то от меня запах как в спортивной раздевалке.
Вильма ничего не сказала о рисунках. Она хотела дождаться Клайда, когда и сама Чарли освежится и не будет такой разгорячённой и сердитой. Чарли бывала вспыльчивой, и в плохом настроении любое высказывание могло быть понято неверно. Поэтому Вильма села и, неторопливо прихлебывая пиво, принялась дочитывать газетную передовицу и вторую, более пространную статью.
«Мисс Аронсон не смогла представить свидетелей, которые подтвердили бы её местопребывание ранним утром, когда погибла мисс Жанно. Она заявила, что была одна в своей квартире в Молена-Пойнт. Соседи засвидетельствовали) что в то утро у неё в гостиной и спальне горел свет, но никто не видел, чтобы её белый „Додж“ стоял возле дома. Мисс Аронсон сказала, что припарковала машину на боковой улице, поскольку перед домом не было места.
Она сообщила, что не покидала своей квартиры почти до семи часов утра, когда ей позвонили из полиции, известив о пожаре в мастерской Джанет и о том, что сама Джанет погибла. Мисс Аронсон сказала, что оделась и поехала прямо к дому Джанет. На допросе она признала, что у нее был комплект ключей от студии и квартиры Джанет. Владелица галереи утверждает, что ключи ей в свое время дала сама Джанет чтобы она могла самостоятельно забирать работы для выставок.
Вторым свидетелем стала сестра Джанет, Беверли Жанно, которая также подтвердила, что имеет такие ключи. Полиция утверждает, что в день убийства Джанет они до полудня не могли застать Беверли Жанно в ее доме в Сиэтле, хотя несколько раз звонили, чтобы сообщить о смерти сестры. Свидетельница заявила, что накануне плохо себя чувствовала и на ночь отключила телефон. Она сказала, что в то утро, когда случился пожар, проспала до 11.45. Узнав о трагедии, она сразу же заказала билет на ближайший рейс до Сан-Франциско, а оттуда на местный рейс до Молена-Пойнт, куда и прибыла в три часа пополудни.
На предстоящей неделе со своими показаниями должен выступить известный агент из Сан-Франциско, в прошлом художественный критик Кендрик Мал. Это имя хорошо известно в нашей стране. Мал одно время был мужем Джанет Жанно, а также являлся агентом обвиняемого. Приводим часть стенограммы сегодняшнего заседания суда…»
Вильма просматривала расшифровку стенограммы, когда в заднюю дверь постучался и вошел Клайд. Он был гладко выбрит и аккуратно причесан. Он него шел легкий запах «Королевского лайма»; несладкий бермудский аромат нравился Вильме; тяжелые и приторные запахи, которыми пользовалось большинство мужчин, она терпеть не могла. На Клайде была новая красная клетчатая рубашка. Нарядный вид лишь слегка портили складки, замявшиеся от хранения в магазинной упаковке. Клайд вытащил из холодильника пиво, отодвинул стул и хмуро уставился на газетные заголовки.
— Им что, больше писать не о чем?
— Удачный цвет. Не садись. Пойди сходи в столовую.
— А что такое? У нас официальный обед?
— Просто сходи туда.
Клайд с удивлением взглянул на Вильму и пошёл в столовую, держа в руке пиво.
Довольно долго он молчал, слышно было только тихое шарканье ботинок: он переходил с места на место, чтобы рассмотреть рисунки на разном расстоянии и под разными углами. Вернувшись в кухню, Клайд ухмыльнулся:
— Судя по вашим с Чарли пренебрежительным отзывам о её прежних работах, я думал, что она только зря потратила время в художественной школе.
— Так оно и было, — сказала Чарли, входя. На ней была светло-голубая футболка с надписью «Берегите мужчин» на груди, линялые джинсы и босоножки. Она подсушила волосы, которые теперь сияли, придавая голове сходство с закатным солнцем. — Надо было мне пойти учиться бизнесу. Или на инженера. У меня всегда было хорошо с математикой. Жалко, что я этого не сделала, уже бы специальность получила, например, гражданское строительство. А так – только четыре года и родительские деньги зря потратила.
Клайд покачал головой.
— Эти рисунки – сила! Чертовски хороши.
Чарли пожала плечами.
— Я люблю рисовать животных, но на жизнь этим не заработаешь.
Клайд приподнял бровь.
— Не надо себя недооценивать. И кто тебе такое сказал?
— Преподаватели кафедры живописи. Мои рисунки и вообще анималистика – дело коммерческое. В них нет смысла, и не стоит тратить на них время.
— Но ты же и в промышленной графике себя пробовала, — сказал Клайд. — У тебя и в том, и в другом степень бакалавра. А что говорили преподаватели промышленной графики?
Чарли посмотрела на него с кривой усмешкой.
— Что на рынке нет спроса на рисунки животных, это некоммерческий продукт. Что нужно использовать компьютер, понимать, что и как продается, разбираться в макетировании. Нужно быть настоящим профессионалом, ориентироваться в мире рекламы и пользоваться достижениями техники. А то что делаю я – просто хобби.
— Чушь, — заявил Клайд.
— Трудность ещё и в том, — добавила Чарли, — что коммерческое искусство мне до лампочки. — Она достала ещё одну бутылку пива из холодильника и принялась раскладывать столовые приборы, которые Вильма оставила лежать горкой посередине стола. Аккуратно сворачивая салфетки пополам она бросила на Клайда серьёзный взгляд. — Они знают, о чём говорят. Я и в самом деле могу рисовать для собственного удовольствия, а вот зарабатывать мне сейчас лучше уборкой и ремонтом. Да я, собственно, не против. — Она откинула волосы назад и усмехнулась. — По крайней мере я сама себе хозяйка, и никто меня не поучает, что и как делать.
Перегнувшись через стол, Чарли разложила приборы на три персоны и поставила свернутые салфетки. Заметив недовольный вид Клайда, она засмеялась:
— Мой преподаватель по рисунку сказал, что в свободное время я могу рисовать своих котят, если мне так хочется.
— Кем они, чёрт возьми, себя считают?
— Они, — сказала Вильма, — наши утонченные и многоуважаемые художественные критики, ниспосланы нам, чтобы нести понимание истинного искусства.
Клайд хмыкнул.
