— Одумайся.
— Мама, не выдавай меня. Пусть никто не знает. Никто. Я умоляю тебя…
* * *
Председатель приемной комиссии небрежно махнул рукой. Повинуясь жесту, дежурный офицер зычно выкрикнул:
— Следующий.
В затемненный зал вошла хрупкая, коротко стриженая девушка в светло-зеленой униформе гражданского пилота.
— Это что за новости? — у председателя приемной комиссии приподнялись брови от удивления. Он с неподдельным интересом рассматривал очередного претендента.
— Документы, — безэмоционально произнес дежурный офицер.
Девушка безропотно отдала ему папку с документами. Офицер довольно небрежно положил папку на массивный, ярко освещенный стол.
— Ваше имя, — председатель приемной комиссии начал изучать личное дело.
— Анатэ.
— Откуда родом?
— Актовоткон.
— Возраст.
— Девять после одного.
Присутствующие офицеры дружно хмыкнули.
— Не похоже, — председатель покачал головой и усмехнулся. — Максимум семь после одного.
— Я не лгу, — девушка была напряжена. — Господин стронжер, — она излишне официально произнесла воинское звание председателя, — Я говорю правду.
— Проверим, — председатель кивнул головой. — Отборочные тесты прошла. Это хорошо. А теперь ответь мне, только честно, зачем ты рвешься в космофлот?
— Хочу быть военным пилотом, — Анатэ даже обиделась.
— Все хотят. Но должен тебя огорчить, эта служба не для тебя. Ты не выдержишь.
— Выдержу, не боюсь трудностей.
— Все так говорят.
— Я три года летала на стаутах! — Анатэ вдруг прорвало, обида пересилила рамки приличия. Претендентка позволила себе повысить голос на человека, который годится ей в отцы. — Биосимбоника для меня не пустой звук! Посмотрите личное дело, там все написано. У меня хорошие отзывы. Я умею управлять биосембиозными летательными аппаратами!
— Возможно, — председатель перебил невоспитанную девчонку и невозмутимо продолжил, — возможно, но скажу прямо, из тебя такой же пилот, как из меня художник…
— Я и есть художник, — тихо пролепетала огорченная девушка. Она поняла, что её сгубила несдержанность. Теперь уже можно во всем признаться. Не быть Анатэ пилотом истребителя.
Председатель комиссии тяжело вздохнул и почему-то выехал из-за стола. Офицер не имел ног. Его возила самоходная тележка.
— Протезов не хватает, — сквозь зубы промямлил старый офицер, подъехав к ошеломленной девушке. — Ты, правда, художник?
— Да.
— И что ты тут делаешь?
— Я хочу сражаться наравне со всеми.
— На Атенрете всего двадцать художников и примерно столько же на периферии. Художники — национальное достояние… а ты воевать…
— Кому теперь нужно это национальное достояние? — мрачно произнесла Анатэ.
— Ну, этот вопрос не тебе решать.
— Дайте мне возможность стать такой же, как все, — девушка склонилась над офицером. — Я хочу приносить пользу. Я человек, а не монумент.
— Художник принадлежит народу. Я не могу удовлетворить твою просьбу, прости, — председатель комиссии с сочувствием смотрел в печальные девичьи глаза.
Анатэ готова была разреветься. Слезы предательски навернулись на глазах.
Председатель вернулся на свое место.
— Данные по девушке поступили? — как бы между прочим поинтересовался он у помощника.
— Так точно, поступили.
— Анатэ действительно художник?
— Господин стронжер, вы лучше сами посмотрите, — загадочно и очень тихо ответил младший по званию офицер, указывая на экран монитора.
— О, Солнце! — спустя пару секунд воскликнул председатель и, добродушно улыбнувшись, обратился к девушке. — Благодать вы наша небесная, зачем вы испортили такую шикарную прическу?
Все члены приемной комиссии, за исключением стронжера, потерявшего на войне ноги, дружно вскочили с мягких кресел и церемониально склонили головы, приветствуя дочь Солнца.
Два десятка разноцветных шатров расположились на берегу полноводной реки. Куда ни кинь взгляд, кругом степь, да степь. Даже взор стремится заглянуть за горизонт, так и не встретив никакой преграды. Необъятные просторы. Свобода. Лишь голубая лента реки нестерпимо блестит на солнце. Веками это место, эти шатры считались священными для каждого степняка, независимо от принадлежности к тому или иному роду-племени. Здесь поклоняются предкам. Нескончаемые междоусобицы обходят этот оазис мира стороной. Здесь запрещено носить оружие. Здесь лютые враги не имеют право враждовать. Здесь можно говорить только о мире и процветании. Именно здесь предки завещали потомкам решать спорные вопросы путем дипломатии, избегая применения грубой физической силы. Именно здесь старейшины кочевых племен собираются на майтоб.
— О, великий сын племени укадов! — воскликнул Гынзутап, умело изображая фальшивую радость и встречая владыку самого могущественного кочевого племени. — Войди в шатер предков.
Ынталпс слез с измученного дальней дорогой скакуна и до самой земли поклонился Хранителю Очага предков, откинув в стороны полы длинного походного халата. Так требовала древняя традиция. Откинутые в сторону полы указывали на добрые намерения гостя. Хотя, говоря откровенно, старейшина никогда не любил хитрющего длиннобородого старца, блюстителя кочевых устоев. И вряд ли владыка племени укадов желал старцу долгих лет жизни. Эти два человека уже достаточно давно испытывали друг к другу взаимную неприязнь.
Ынталпс последним из старейшин прибыл на майтоб. Он мог позволить себе такую роскошь, как опоздание. Другие владыки уже заняли свои места под сводами громадного шатра предков и терпеливо, впрочем, кое-кто все-таки выказывал показное недовольство, дожидались появления последнего участника майтоба.
Семьдесят старейшин восседали на специальных кожаных подушках, расположившись вокруг каменного Очага предков. У каждого владыки было свое законное место.
В очаге весело потрескивали сухие дрова, привезенные бог весть из какой дали, а сизый дым стремительно возносился к отверстию в своде и бесследно исчезал, не причиняя особого беспокойства сильным мира сего.
Ынталпс приблизился к огню, поклонился, едва коснулся ладонями пляшущего языка пламени, совершив традиционный обряд очищения души, и молча занял подготовленное для него место.
— О, великие сыны Богов, наделенные свыше справедливой властью, — гортанно начал вещать Гынзутап, неспешно обходя собравшихся. — Воля предков заставила меня собрать майтоб. Воля предков не дает мне покоя. Степь неспокойна. Степь взывает к вашей мудрости. Исполните свой долг перед смиренным степным народом. Избавьте всех от нечисти. Проклятые атамаки посмели осквернить святое место, распечатали Храмовую гору, выпустили нечисть на волю. Наступили мрачные времена. Скоро степь будет стонать под гнетом нескончаемой ночи, — Хранитель остановился возле Ынталпса. — Всем известно, что Храмовая гора расположена во владениях племени укадов. Племя укадов могло пресечь попытки атамаков осквернить древнюю святыню, в которую предки заточили нечисть, спасая будущие поколения, но не сделало этого…
