Женская логика подруги сводила его с ума.
— Я полагаю, — сказала Дульси, — тебе наплевать, что Джейн Хаббл не единственная пропавшая. Пятеро пациентов были переведены в "Заботу", и с тех пор их никто не видел.
— Старушке стоит написать Спилбергу. Ты же слышала, Эула говорила, что некоторых из них видели: ту, которой удаляли катаракту, и мужчину, который провел целый день со своим адвокатом.
Дульси мрачно взглянула на кота. Ответа у нее не было, но это не могло изменить ее решения. Джо сердито смотрел вниз, на огни городка.
— Если я помогу тебе поймать воровку, что, на мой взгляд, глупо, ты поможешь мне в поисках Джейн Хаббл, — постановила она.
— Если это так глупо, зачем ты читаешь все эти заметки про нее? Почему?
— Ты мне поможешь? Вдвоем искать безопаснее, — тихо попросила она.
Джо понял, что пора сдаваться. Она знала его слабые места,
— Для начала я хочу обыскать больничное крыло. — Дульси следила за его реакцией прищуренными глазами. — Если мы проберемся в "Заботу", мы сами сможем убедиться, там все эти люди или нет. Вот проблема и решится.
Дульси улеглась на траву, не сводя с него глаз. Теперь она была сама нежность, мягкость и смирение.
Джо был повержен. Она все равно не бросит это дело. Если уж она запустила во что-то свои коготки, а затем стала милой и покладистой, она не отстанет до тех пор, пока от жертвы в данном случае от него – не останутся лишь рожки да ножки.
— Хорошо, — сказал Джо, стараясь не замечать противного тревожного комка в животе. — Ладно, попробуем.
Дульси улыбнулась, перекатилась на другой бок и вскочила. Быстрее, чем Джо того хотелось, они слизали с усов последние капли мышиной крови и направились через холмы в сторону «Каса Капри».
Пробегая по травянистым склонам среди редких домов и оглядываясь на Дульси, он заметил внизу огоньки фар автомобиля, который двинулся от полицейского участка к пляжу, и подумал о Дилон Торвелл.
Девочка решила принять участие в программе «друг-не-вдруг», чтобы отыскать Джейн Хаббл, она перекрасила волосы, чтобы медсестры ее не узнали. Возможно, именно из-за Дилон, а не по какой другой причине он позволил втянуть себя в эту предрассветную шпионскую авантюру, которая грозит оказаться весьма опасной. Джо думал о том, что может оказаться взаперти в больничном отделении среди полудюжины враждебно настроенных медсестер, у которых в распоряжении множество смертельных медицинских штуковин; он уже почти ощущал, как в него вонзаются стальные иглы.
Двадцатисантиметровая кукла лежала в маленьком темном ящике. Ее светлые волосы поблекли. Голубые глаза, потускневшие от грязи, невидяще уставились в черноту. Маленькие ручки были вытянуты вперед, словно она просилась в чьи-то объятия, однако не было никого, кто бы поднял ее и приласкал или осмотрел ножевую рану, прорезавшую ее живот под легким платьем.
Ее фарфоровое личико, когда-то ясное и словно светящееся изнутри, посерело от пыли. Бело-голубое платье в цветочек из тончайшего батиста и белая кружевная нижняя юбка, сшитые вручную крохотными ровными стежками, теперь обмякли и пожелтели. А под этим чудесным нарядом ее тряпичное тело было вспорото, и десятисантиметровый разрез был зашит снова – большие кривые стежки грубой зеленой нитки, которую завязали крупным узлом, беспорядочно пронзили белое муслиновое тельце.
Стены вокруг куклы были из крепкого дуба, а наружные углы ящика укреплены медными уголками. Кто-то очень хорошо спрятал игрушку. Если даже прежде кто-то и любил ее, то теперь она лежала позабыта, позаброшена. Если бы даже ее нашли здесь, вряд ли поняли бы ее предназначение – она была просто грязной старой куклой, годной лишь для мусорного бака или благотворительной организации. Скорее всего, если она и хранила тайну, никому до этого не было и не будет никакого дела. Ни одна душа не поинтересуется, Кто распорол тряпочный живот, а потом зашил снова. И даже если на фарфоровом личике и ручках остались отчетливые отпечатки пальцев, кому придет в голову искать их? Пока не было известно о преступлении, ключом к разгадке которого она могла бы стать.
Джо и Дульси неслышно ступали по залитому лунным светом склону холма; над их головами на фоне луны высокие стебли травы торчали черными острыми лезвиями. Сквозь травяные заросли они поглядывали вниз на крыши «Каса Капри»; покатые черепичные скаты складывались в калейдоскоп причудливых теней. Далеко за стоящей на отшибе виллой, за крышами городка лунная дорожка прорезала желтой автострадой темную океанскую гладь.
Ни единого движения. Ни дуновенья ветерка. Ночь была светлой и безмолвной.
Небольшие уединенные коттеджи поднимались выше по склону от главного здания «Каса Капри»; их крыши тускло поблескивали в лунном свете, на извилистых дорожках между ними разливались желтые круги от равномерно расположенных декоративных фонарей. Но в самих домиках было темно. Ни одного огонька, ни шевеления занавески не было видно в спальнях стариков. Было четыре часа утра.
Перед главным зданием «Каса Капри» было темно. Вдоль боковых стен разливалось мягкое свечение, сочившееся через комнаты постояльцев от притушенных коридорных ламп. В задней стороне здания, в больничном крыле, горели яркие лампы. Можно было представить себе лишенных сна пациентов, которым приходится страдать из-за ночных смен капельниц; возможно, они не находят покоя из-за болей, недомоганий и страхов – нередких спутников старости.
Переглянувшись, Джо и Дульси скользнули сквозь траву вниз по склону, мимо темных коттеджей, пересекая узкие дорожки между ними. Остановившись возле геометрически правильной клумбы с анютиными глазками, они принялись разглядывать больничное крыло.
Высокие окна "Заботы" были наглухо закрыты, словно запертые там пациенты не выносили ночной прохлады. Здесь, через эти окна, пути не было. Джо и Дульси пересекли последнюю дорожку и окунулись в падавшую от дома тень, когда внезапно их оглушил металлический лязг, словно с грохотом столкнулись два автомобиля. Металл зазвенел о металл. Они пошли дальше, крадучись на полусогнутых лапах, почти касаясь животами земли, озираясь широко распахнутыми глазами, то и дело замирая, прижавшись к земле, в любое мгновение готовые к бегству.
Но затем они опознали этот звук; резкое металлическое буханье издавало радио в медицинском крыле: рев, вопли и фырканье труб. Крадучись и прижав уши, парочка двинулась дальше.
В следующее мгновение кто-то убавил звук, и ужасающий шум стих до почти приемлемых децибел.
