— Если ты такая злая и жестокая, что даже мольбы о помощи не тронули твое сердце, будешь сидеть в этом капкане до тех пор, пока кто-то не сжалится над тобой, — с суровым лицом рассказывала кухарка Тони. — И с тех пор Куница чахла и меркла в уголке неба, отчаянно крича о помощи, но никто, помня ее злобу, не хотел помогать.
Разумеется, все это сказки, но в свое время эта история была моей любимой. Я тысячу раз просила Тони рассказать ее мне и однажды даже поделилась ей с братом. Он пришел в восторг и потребовал рассказать ему что-нибудь еще. Тогда мы еще дружили, не подозревая, что в один миг предпочтем забыть о существовании друг друга…
Сон отменялся на неопределенный срок, и после всех объяснений с Самуэлем я собиралась к Гусу — нужно было посмотреть, в какое место тянет тварей и проверить все, что только возможно. Если нам оставалось несколько дней жизни — может, Рем с Аттикусом преувеличивали в продуваемом всеми ветрами кабинете — тем более нельзя было ждать.
— Выглядишь лучше, — одобрительно заметил Самуэль и придвинул кресло, сел и пристально посмотрел мне в глаза. — Грязь с волос только плохо смыла.
— И Тишь с ней. Скажи мне, почему? Почему ты не стал… не согласился… прогнал Вольфганта? — Я умоляла Самуэля быть со мной откровенной. И было невероятно сложно говорить прямо, потому что я фактически обвиняла единственного человека, за которого, ни секунды не раздумывая, отдала бы жизнь. — Он просил защиты. Теперь он мертв, и весь город…
Я сбилась. И я боялась посмотреть Самуэлю в глаза, но он только негромко засмеялся. Может быть, он по-своему понял мой страх, но я не сомневалась — он понял правильно. Он знал меня лучше, чем я сама.
— Тихо, девочка, не паникуй. Ничего страшного в том, что этот ублюдок мертв, нет…
— Нет? — я запустила ладони в мокрые волосы в тщетных попытках снова найти нужные слова. — Нет? Он ведь связан Книгой с Раскалем, который теперь свободен. И наверняка поймет, что Вольфганта убили… только кто?
— Судя по виду ран — твари, сложно сказать точнее.
— А мешок? Сумка? У него что-то было, когда он сюда приходил?
Самуэль помотал головой.
— Если ты думаешь, Дайан, что я ему не поверил — почему же. Поверил. Он не пришел бы ко мне с намерением меня обмануть. У него были деньги, конечно же были, и он, я уверен, собирался со мной расплатиться как должно. — Он тяжело вздохнул, и я застыла, понимая, что неспроста Самуэль точно так же, как я, подбирает слова, разве только я не хотела его обидеть, а он — меня напугать. — Я мог бы дать ему защиту, Дайан, все просто. Но посмотри, — он обвел рукой комнату, и я догадалась, что он подразумевает общину. — Здесь много людей. За все золото этого мира я не согласен подвергать их опасности, потому что они верят мне. Я стар, но я проживу еще очень долго, быть может, я переживу и тебя, но даже когда наступит мой час, я хочу умереть спокойно. Мир и покой — вот и все, что хочет человек на смертном одре. Хочет знать, что он все сделал правильно…
Самуэль замолчал и смотрел на меня пристально, дожидаясь, когда я кивну. Да, конечно. Никто не знает, сколько бы еще тварей рванулось снова на кладбище. И я была благодарна Самуэлю за то, что он не сказал о…
— Я видела у него эти деньги, — выпалила я, потому что не желала снова вспоминать то страшное утро. — Я была у Лесных чад. Я встретила Вольфганта, пошла за ним в Поющий лес и видела, как Виктория и Совет отреклись от него. Они все знали и одобряли до тех пор, пока Вольфгант не начал терять контроль. А потом… я шла за ним в старый особняк, где у него был тайник. Только в городе я застала бойню и потеряла его из виду. Наверное, он успел перепрятать куда-то сумку с деньгами и драгоценностями.
— Наверное, — легко согласился со мной Самуэль, а я закусила губу, ведь было еще и «потом потом» — когда я встретилась с Тенями, и Аттикус попросил меня оказать Вольфганту помощь, если он снова придет за ней.
— Теперь Раскаль уничтожит Фристаду.
— Да с чего ты это взяла? — ласково спросил Самуэль, а я подумала — потому что так говорили и Тени, и Виктория. — Подобные монстры не мыслят категориями, какими мыслишь ты. Да, он снова устроит бойню, как много веков назад, но не из мести за Вольфганта, уж поверь мне. Раскаль — чудовище, нежить, Вольфгант боялся его, просил защиты и убежища. Так от кого?
Я уставилась на Самуэля во все глаза. Он был спокоен, не так, как Аттикус, потому что рядом с ним было тепло, не страшно говорить, что приходит в голову. А еще он умел в такие минуты мыслить холодно, не поддаваясь эмоциям.
— От Раскаля?
— От Раскаля, от тварей, от Аскетов, от герцога, от Теней, от Лесных чад. От всех. Гордыня — вот что губит, девочка, и это не заносчивость, не высокомерие, это когда ты сам не знаешь, справишься ли ты, но и не хочешь этого знать. Не смотришь вокруг, не думаешь о последствиях. Вольфгант убил себя сам. Понимаешь?
Я тупо кивнула, лихорадочно соображая. Вольфгант терял контроль и этого откровенно боялся, а Древесный бог — кто знает, разумен ли он вообще — желал только одного: скинуть с себя унизительную удавку из человеческих страстей и амбиций.
Кто здесь не прав — Самуэль, не слишком посвященный в дела, или закопавшиеся в них с головой Рем и Аттикус?
— Твари убили его по приказу Раскаля?
— Или потому, что были голодны. Или потому, что им не нравился Вольфгант. Или он просто попался им на глаза. Я скажу — хорошо, что он, а не кто-то из нашей общины.
— Или потому, что они устали ждать, — я начинала что-то понимать. — Он говорил им — ваше время скоро придет, но оно все не наступало, а минутали вряд ли различают время суток и точно не умеют считать. Им надоело, они устроили бойню в городе и прикончили того, кто не выполнял обещания. — Самуэль пожал плечами, словно говоря: «Все возможно, примем это как факт». — Теперь Раскаль свободен от того, что в нем было от Вольфганта. Но какие цели он преследует, что он такое, умеет ли он думать и хотеть чего-то столь обычного, как власть?
Кому я больше доверяю — человеку, сидящему напротив меня и несомненно использующему мои таланты, но и давшему в ответ все, о чем я только могла мечтать, или Теням, хранящим свои тайны и преследующим собственные цели, которые, возможно, и не были ни разу озвучены в моем присутствии.
— Виктория отреклась от Вольфганта, так ты сказала? — Самуэль похмыкал. — Что же, она очень сильный шаман, но у нее ведь такие же Чада, как у меня. Я не хочу рисковать своими людьми, а она, получается, хочет?
Теперь хмыкнула и я, кое-что вспомнив.
— Ты знаешь… она позволила ему принести нескольких Чад в жертву Раскалю. Может, ей и правда плевать, одним больше, одним меньше? Да даже десятком, кто их считает?
— Я думаю, тут дело в другом, — заметил Самуэль, не поддавшись на мою смешную попытку разрядить обстановку. — Что общего между нами и какая разница, Дайан?
Я задумалась. На первую половину вопроса ответ у меня был готов.
— И ты, и она возглавляете многих людей. — А на вторую? — Но ты, как ты сам сказал, думаешь о пределе своих возможностей и о последствиях? — А она нет, хотела добавить я, но вспомнила, что про Викторию говорили Тени. Она умна. — Или они поклоняются Древесному богу? Вольфгант просил капище для какого-то ритуала, Виктория отказала.
— Она понимает, насколько это бессмысленно, — Самуэль прикрыл глаза. — Пока им стоит больше бояться властей, если те вдруг узнают, что Совет позволил Вольфганту все это затеять.
Возможно, Раскаль не в курсе, что минутали убили Вольфганта. Может, он даже еще не почувствовал, что свободен. И все равно оставалась Книга.
— В Книге душа Вольфганта, — проговорила я. — Виктория говорила, что Вольфгант жив исключительно потому, что она не знает, как его смерть повлияет на Древесного бога.
Опять не складывается, и Тени упоминали о том же. Не могли они все разом забыть про Книгу? Или дело не в ней?
Я скорчилась в кресле, уперев локти в колени и спрятав в ладонях лицо. Все, что мне говорили, шло вразрез с тем, что я видела или слышала. Если правы Виктория и Тени, то Раскаль уже отряхивает пыль с костей или что у него там имеется и готовится снести Фристаду с лица земли. Если его продолжает держать Книга…
