Ярослава Осокина - Истории Джека

— Привет, милая, — ласково сказал он: звонила Эли. — Да, все хорошо. А ты как?… Я? Да нормально. В яме сижу… Какая разница, где?… Я по работе сижу.

Джек клятвенно уверил женщину, что все в порядке, посокрушался вместе с ней, какая гадкая у него работа, обещал ей, что непременно позвонит, как только вырвется из силков и еще раз уверил, что сидит в яме только по делу и очень далеко от напарницы, которая ничего такого не помышляет.

Облегченно выдохнул, нажав отбой, и потер виски.

Энца сочувственно посопела.

— Мы договаривались вчера в кино, — сказал Джек, — а нас задержали, помнишь, и не вышло. Теперь расстраивается.

— Понятно, — отозвалась Энца. — Она кино любит? А что вы в прошлый раз смотрели?

— Любит, — сказал Джек и вдруг нахмурился. — А что смотрели… не помню. Что-то про любовь, и я заснул, наверно.

Он вытянул ноги и поменял позу: спина уже начала затекать.

— Она попросила меня стихотворение сочинить, а я никак не могу, — пожаловался он. — Не выходит как-то.

Энца хмыкнула.

— А ты уже сочинял вот так, по заказу?

— Не… тоже не выходило. Только раз, но там совпало: меня попросили, а я и сам уже начал.

Энца поглядела вверх: прежде розовые облака стали терять цвет, небо становилось более блеклым. Закат был уже близко.

— Почитай, пожалуйста, — вдруг попросила она.

Джек помолчал немного, потом сказал:

— Сначала давай шоколад. У меня живот начинает к позвоночнику прирастать.

Энца достала обе плитки, ему протянула нераспечатанную, а сама с удовольствием зашуршала оберткой оставшейся.

— Молочный? — удивился Джек. — Ты же не любишь.

— Это Донно сегодня дал, — с набитым ртом отозвалась Энца.

Шоколад, на самом деле, — это хорошо, когда желудок полон, и есть чашечка кофе или чая, а просто так… просто так — это издевательство над желудком. Ну, деваться-то все равно некуда, залью сверху водой, решила Энца. Видимо, к тому же выводу пришел и Джек, и они, прикладываясь по очереди, осушили слишком маленькую для двоих бутылочку.

— Да, кстати, знаешь… — сказал Джек. — Если будут про Донно чего болтать… ну, там у вас на занятиях. Ты не слушай.

— Я и не слушаю, — отозвалась Энца.

Хотя, конечно, это было тяжело — несколько раз и подходили, спрашивали, каково это. Не боится ли она. Как можно бояться Донно — не в том смысле, как его опасалась Энца, — а по-настоящему, ожидая от него жестокой выходки или чего-то страшного, ей было непонятно. «Он же убийца, а его папаша…», — однажды простодушно выдал один из мастеров боя, когда они с тренировки шли. Донно с коллегами повстречались по дороге, и Энца помахала ему рукой.

Простой обмен любезностями вызвал среди тренирующихся бурный разговор о том, что некоторых стоило бы на всякий случай изолировать. Про «папашу» не дал договорить Саган, ввинтился между Энцей и болтуном, и процедил сквозь зубы, что мужики, которые сплетничают — хуже баб. Парень обиделся. Саган тогда тоже сказал: «Не слушай».

Спрашивать Донно об этом Энца постеснялась. Решила, что тот сам расскажет — если решит, что это нужно.

Тем временем небо над ними наконец начало темнеть, потихоньку наливаясь густой сумеречной краской.

— Скоро начнется, — заметил Джек.

— А вдруг они мимо пройдут? — обеспокоилась Энца. — Мы же в яме, они могут и не заглянуть. А пирамидка уже разряжена.

Джек пожал плечами.

— На голоса придут, надо просто продолжать разговаривать. Ты пока свечи зажги.

— А ты обещал почитать, — напомнила Энца, забрав у него зажигалку.

У них с собой была пара заговоренных свечей, на случай если в сильном магическом поле фонарь разрядится. Эти свечи не гасли даже на самом сильном ветру, а еще в их свете можно было разглядеть то, что простым глазом не видно.

Энце, впрочем, это никогда не удавалось.

Нагретая за день земля дышала теплом, наверху в травах громко пели сверчки, и в отдалении стала слышна переливчатая звонкая песня позднего соловья. Хороший знак, подумала Энца, соловьи к добру обычно.

— Я это написал, когда еще только учиться начал, — сказал вдруг Джек. — Это колыбельная. Для одного друга.

— Оп, — сказал вдруг Джек, обрывая сам себя на полуслове.

Энца резко повернула голову, проследив за его взглядом.

На отвесной стене ямы тускло и смутно проступала тень, медленно ползущая вниз головой. Некрупное короткое тело ромбовидной формы, лапы как у ящерки, с цепкими длинными пальцами и большая голова.

Оно неотрывно смотрело на людей круглыми немигающими глазами на маленьком темном личике, похожем на человеческое. С головы нечесаной черной паклей свисали длинные волосы, слегка покачиваясь при движении существа.

Энца плавно повела руками, формируя воздушные клинки — короткие в этот раз, чтобы не задеть случайно Джека, стремительно двинулась к существу…

…нет, не стремительно… тело будто увязло в киселе, движения замедлились, угасая, и сама Энца более не смогла оторвать взгляда от его глаз, начинавших слегка светиться в опускающемся сумраке.

Пока Джек читал колыбельную, он наматывал на кулак плоскую железную цепочку — один из экспериментальных артефактов Ван-Лира.

Пришлось на левый наматывать, правая двигалась все с бОльшим трудом, постепенно немея. Когда Энца вдруг остановилась, Джек почувствовал, как исчез на языке металлический вкус — пропали ее клинки.

Существо переключилось на Джека, замерев на стене. Но Джек, примерно поняв, в чем дело, отвел взгляд, рывком поднимаясь на ноги. Схватив Энцу за плечо, дернул в сторону и одновременно махнул цепью в сторону существа.

На конце тонкой цепочки был железный шарик, который содержал в себе направленный заряд пси-энергии, который по замыслу должен был разрывать плоть монстр-объектов среднего уровня.

Существо вздрогнуло, скользнуло немного вниз по стене, неловко перебирая тощими лапами, задергало головой.

Энца отмерла, и вдруг так резко прыгнула вперед, взмахивая клинками, что Джек едва успел отшатнуться, чтобы его не задело.

— Чего творишь? — возмутился он. — Ты мне голову чуть не снесла!

Энца испуганно посмотрела на него.