— Хо-олодно, — протянул голос за спиной, а Энца вздрогнула, перебирая в памяти все встречи.
— Как же это, — растерянно сказала она.
— Если ты видела его подпись, то я неправ, — утешил ее Джек. — Но идея была интересная. И в нее тогда вписывались и разрастающийся чертополох, и защита на кабинете: все эти метелки из полыни и рябинные кресты.
— И боярышник, — тихо сказала Энца. — Судя по кустам, его в том году только посадили, еще не разросся.
Девушка присела на корточки, обхватив голову руками. Почему-то слова Джека сильно задели ее, как-то легли так, что несмотря на очевидное несоответствие фактов, их невозможно было совсем отбросить.
— Я ни разу не видела его тень. Думала, что глупости. Может, не в Альбере дело, — сказала она. — Но что-то есть неправильное, а я никак уловить суть не могу.
Она вздохнула. Запрокинула лицо к небу и столкнулась взглядом с немигающими глазами беловолосого существа, ойкнув от неожиданности.
— Меня оно раздражает, — рассердился Джек, тоже посмотрев наверх. — Смотрит и смотрит. Ну-ка, дай я в него цепью запущу, может, хватит длины.
Он размотал ее, примерился и неловко закинул. Мало того, что недолет, так еще и промазал все равно. Левой было неудобно.
— Давай я склон подрежу, и она свалится сюда, к нам, — предложила Энца.
— Да уж, твои идеи сегодня просто блещут, — язвительно сказал Джек. — То, что нас тоже засыпет или что ты будешь делать с ней, если она попытается достать у тебя сердце, тебя не волнует?
Энца смутилась. Действительно, если подумать, глупости одни, самоубийственные и недальновидные. Может, это все потому, что ей почти не было страшно, да и энергия просто бурлила в жилах после недавнего обмена…
— Давай присядем, — сказал Джек, — Какая разница, больше вроде никто не лезет. Я покурю, и снова позвоню этому лысому.
— Можно попробовать на городской телефон, в отдел, — предложила Энца. — Вдруг Айниэль допоздна задержалась.
— Номер помнишь?
— У меня с собой, сейчас посмотрю, — заторопилась Энца.
Пустое. К городскому телефону тоже никто не подходил.
— Н-да, — сказал Джек. — Ладно, если не ответит в ближайшем времени, звоним кому-нибудь из наших, так уж и быть, пусть ржут.
— Донно не будет, — робко сказала Энца.
— Ну, только он один и не будет, — отрезал Джек. — И к тому же совсем хреново, если на следующую ночь опять придется сюда ехать и заново этих… товарищей вызывать.
— Мне так холодно, — грустно согласился голос и всхлипнул.
— Надо же, какие звезды, — сказала Энца, закидывая голову.
Джек метнул камнем в беловолосую голову существа, которое взялось скрести костлявыми длинными пальцами склон, вызывая маленькие земляные оползни.
С первого раза не попал, потом взял кристалл из кучки артефактов, примерился получше и — оп! — тусклый продолговатый кварц скользнул по щеке существа, которое взвыло, откидываясь назад.
Поскуливало там, наверху, заглушая соловья, который вновь начал рулады выводить, потом пропало.
— Не замерзла? — спросил Джек. — А то небось заболеешь сразу.
— Не, — покачала головой Энца. — Как эта ушла, теплее стало.
Джек растер окурок о землю, раздраженно чертыхнулся. Дурацкая ситуация, и этому плешивому он еще все выскажет. Может, опять морду ему набить? Сволочь, знал же, что они едут сюда, какого черта к телефону не подходит?
— А эти две звезды, — спросила Энца. — Знаешь, что это?
Джек посмотрел, куда она указывала.
— Это Молочные сестры, — сказал он. — Они только летом видны. А вон та россыпь правее, как треугольник, это Море слез.
— А вот та, которая мигает?
— Эта? Это самолет летит, только далеко. Видишь, двигается. А вот над ним Чаша, и Руна крови.
— Где? Про Руну крови я знаю, только найти никогда не могла. Думала, узнаю по очертаниям.
— А она не такая, как обычно в атласах, чуть боком лежит… Вот, севернее смотри, с такой крупной красноватой звездой…
Они не слышали, как шуршали травы наверху, и совсем даже не от ветра. Артефакты обнаружения молчали: то был человек.
Услышали только чей-то пронзительный вопль, потом вспышка света, снова вспышка, и дальше целая серия. Несколько человек перекликивались наверху, потом, заслоняя звезды, над краем ямы встала крупная фигура, при виде которой Джек присвистнул от изумления, а Энца заморгала, сразу не поняв, кто это.
— Они тут, — сказал знакомый скрипучий голос, обращаясь к кому-то рядом. — Вызовите мне сюда Острослава, их достать надо.
Потом уставился на них, и Энца поежилась: отчего-то взгляд Якова, совсем даже и не видный в этой темноте, казался гораздо более тяжелым, чем беловолосого существа.
— Сидим, значит? — почти ласково спросил Яков. Стекла в очках неожиданно блеснули, отражая очередную вспышку на пустыре.
Он присел на корточки, покачал головой.
— Я так устал, — пожаловался он, — наверное, мне пора на пенсию. Мы уже несколько часов ищем эту парочку, поднимаем разные ресурсы, подключаем другие отделы, прочесываем окрестности… Я! Лично я выхожу в поле, потому что эти зеленые обормоты в один голос твердят, что ваши жизненные сигналы нигде не определяются. Не говоря уж о мобильных телефонах, которые недоступны. И что же? Я нахожу их, а они звезды обсуждают.
— Мы вообще-то сидим себе и работаем, и никого не трогаем, — пробурчал Джек.
Проигнорировав его, Яков хмуро спросил:
— Что делают нормальные люди, которые оказываются в яме?
— Что? — расстроенно спросила Энца, видя, что он ожидает этого вопроса.
— Зовут на помощь, — наставительно произнес Яков. — Кричат. Звонят в службу спасения. Или своим коллегам. Или друзьям.
Энца подумала, что опять выговор будет. А собственно, что произошло? Почему их стали искать? Да и телефон-то не работал только у нее… Неожиданная мысль пришла ей в голову.
— Извините, Яков, — позвала она. — А кто вообще нас хватился?
— Донно, — отозвался тот. — И ведьма эта сумасшедшая, Анна, за сердце хваталась: чую, говорит, беда. Как пиявка прилипла.
— Ну все, — сказал Джек. — Этот твой медведь закопает меня живьем и даже оправдаться не даст. А я вообще не при чем, ты сама в эту яму свалилась, а я руку повредил. И нас едва не съели! — крикнул он Якову.
Тот лишь похмыкал, потом отошел, уступая место магу, который помог им выбраться из ямы.
На прощание тонюсенький голосок, едва ли громче комариного писка, грустно шепнул: «Очень, очень холодно», и внешний мир встретил их теплом летней ночи, шорохом трав, ровным сиянием установленных по периметру переносных прожекторов и целой волной насмешек и сочувственных возгласов: все вперемешку.
