— Областной город, — пояснил блогер. — Меня туда пригласили. В общем, неважно кто. Тут снимал в одну камеру. Все заросло так, что дронам подлететь сложно было.
В экране показалась калитка. Рука из-за кадра толкнула ее, и изображение двинулось дальше, показался усталый сероватый домишко в облупившейся краске с низеньким покосившемся крылечком. Откуда-то залаяла собака. Дверь за крылечком приоткрылась и на пороге появился крупный лысоватый мужчина в драной тельняшке и таких же драных обвисших трениках и пластиковых шлепанцах на босу ногу. Он повернулся куда-то в сторону и рявкнул.
— Цыц!
Лай сменился недовольным ворчанием и поскуливанием.
— Свои!
Пес, так и оставшийся за кадром, замолчал.
Хозяин спустился с крыльца и в перевалку зашагал на встречу камере. Приблизившись так, что его лицо заняло большую площадь экрана, он раздвинул в улыбке потрескавшиеся губы, обнажая прорехи между зубов.
— Здорово! — поприветствовал он. — Вообще-то он мирный, — мужчина покосился в сторону. — Людей давно не видел. Одичал малость. — снова раздалось поскуливание.
— Здравствуйте. Я вижу, тут почти нет людей, — затараторил за кадром блогер. — Можете рассказать, что произошло?
— Че тут рассказывать? — развел руками мужик, на отекшем лице которого нарисовалось недоумение. — Поуезжали все. На всей улице только я, да Григорич со своей Машкой. Это, остались…
— А что во всем городе?
— А что в городе? — с прежним недоумением переспросил мужик. — Тоже самое. Съехали. В панельках еще пока тепло с водой были, заводские жили. Потом тоже куда-то перебрались.
— Говорят, это все началось где-то здесь, — не унимался Двигун. — Прямо с ваших соседей.
— Ну да. — мужик усмехнулся. — Это про тетю Лиду, точно. Дети у нее выросли, сама на пенсии. Внуки? — он поскреб в затылке. — Не, не припомню. Дети-то да, Витька и младшая Ирка изредка наезжали.
— И что тетя Лида? Как она связана с опустевшим городом?
— Ну как связана? Бабка на пенсии. Делать нечего. Общалась с соседями мало, не шибко она компанейская, — мужик дернул рукой, будто хотел смахнуть с шеи мошку. — Но да, пятерку, бывало, одалживала. Хоть и не одобряла. Бывало.
— И как из-за нее опустел город? — перебил блогер, не давая собеседнику увлечься любимой темой.
— Из-за нее? Да не, свистят, — снова усмехнулся мужик. — Странности, это да… Не без того.
Он замолчал, собираясь с мыслями.
— Такой разговор стоя и на сухую не идет, — выдал он по итогу размышлений. — Давай присядем, что ли?
В следующем кадре Двигун и мужик сидели за косоватым облупившимся столиком, на котором красовалась высокая бутылка явно привезенной водки и пара стаканов. Мужик явно успел приложиться к прозрачной жидкости. Он почти растекался по креслу, перемотанному белыми проводами и кусками изоленты. На его лице разливалась блаженная расслабленность.
— Тетя Лида, она такая… — мужик приподнял руку, вяло пошевелил в воздухе пальцами. — Ей че-то всегда скучно было. А тут она вместо картошки какую-то траву посадила. Май месяц, все люди картоху садят, а она траву. Я ей, тетя Лида, а что кушать-то будете? А она мне, что это, земле отдохнуть надо и она теперь картошку не ест. Диета у нее.
Мужик достал сигарету, повертел ее в пальцах, как-бы разминая, сунул в рот. Добыл откуда-то черный брусочек в полтора пальца длиной, ткнул его торцом в сигарету, тут же занявшуюся ярким угольком. Выпустил в воздух струйку серого дыма, разглядывая как тот тает в воздухе.
— Клевая штука, — мужик взвесил брусочек на ладони. — Генка перед отъездом подарил. Сказал, что такие у каждого колониста на других планетах. И зажигалка, и нож, — из бруска блеснуло и тут же спряталось лезвие, — и даже фонарь. И, вроде как, ни заряжать, ни точить не нужно.
Он сделал еще одну затяжку и замолчал, задумчиво уставившись туда, где таяла новая струйка дыма.
— А что с тетей Лидой дальше было? — напомнил о себе блогер.
— Дальше? То на веранде сидит, ноги в крендель. Ну как йог. Утро и вечер. Солнце встает — сидит. Солнце садится — тоже сидит. По улицам бегать стала. Не за кем-то, а это, — на лице мужика отразилось умственное усилие, — спорт такой любительский.
Кадр с блогером и мужиком, сидящими за столом, сменился калиткой, торчащей посреди густых зарослей. Справа и слева угадывался некогда невысокий, но добротный забор, который теперь почти скрыли трава и разросшийся кустарник. Камера поднялась выше и стал виден заросший двор, на который выходила потемневшая, но все еще крепкая широкая веранда.
— Наблюдать восходы и закаты, занимаясь йогой, — прозвучал за кадром грустный голос Двигуна. — Наверное, это очень увлекательно. И возможно, даже полезно для здоровья. Как и бег трусцой. Но если чем-то увлекаться очень сильно, это может иметь последствия.
На экране снова сидели за облупившимся столиком Двигун и мужик в драном тельнике. Мужик курил, сбрасывая пепел куда-то под себя.
— Она мне говорит, — как-то невпопад продолжал мужик. — Юрик, тебе надо зайти в Антипальму. И обязательно на ускоренный курс. Типа, жизнь слишком короткая, поэтому учиться надо быстро. Я ей, тетя Лида, чему учиться-то? А она мне, типа, жизни правильной учиться. Ну сам прикинь? Типа, научиться как правильно жить, на острова какие-то переехать. Курорты какие-то. Я ей, тетя Лида, мне и тут вполне курорт. Нафига мне куда-то ехать? Еще чтобы меня кто-то жизни учил.
Мужик возмущенно надулся, щелчком отправил окурок куда-то в заросли, начинающиеся сразу за границей двора, прикурил новую сигарету.
— Кто-то уши-то развесил. К ней захаживать стали. Сначала немного. Ну так, двое, трое. Тихонько так посидят и разойдутся. У меня ворота напротив. Видно все. Ладно, думаю, такие же нашлись. Им, психам, теперь нескучно.
— Кто-то ее возраста или какие-то другие люди? — перебил мужика блогер.
— Разные. Сначала-то соседи заходили. Одни и другие. Наташка с дядей Мишей. Мать у них померла, они вдвоем. Генка со своим семейством. Ну и еще другие подтягивались. Генка меня с собой на эти посиделки звал, да что там можно высидеть? А потом какие-то еще люди стали приходить и приезжать.
— Приезжать с других улиц? — уточнил Двигун.
На лице мужика появилось подозрение, что перед ним сидит придурок.
— Нафига с другой улицы ехать? Это если только пацанва на великах и самокатах. Не. Из других мест приезжать. С соседних городов. Пару раз на столичных номерах видел. Там потом столько стало прибывать, что пипец. Пол улицы машинами забивали. Во двор не влезали. А еще эти, которые летают. Так они прям так и висели. И во дворе, и над крышами.
Окурок снова улетел в заросли. Мужик потряс пачку, недовольно вздохнул, и новую сигарету доставать не стал.
— И такие огромные собрания не вызвали у властей никаких вопросов?
Написанное на лице мужика подозрение, что собеседник — придурок, стало видимо перерастать в уверенность.
— Почему это? Конечно вызывали. Участковый приходил. Потом еще какие-то. Но. Закон-то они не нарушали. Даже особо не шумели. Так. То смех слышно, то музыка. Но, не как на дискотеке, негромко. Так что, предъявить ниче не могли.
Кадр с облупившимся столиком и двумя собеседниками сменился пустой улицей с панельными домами. Пыльный асфальт, сквозь трещины в котором пробивались длинные султанчики травы, сменился видами подъездов, закрытых покосившимся дверями в облупившейся краске.
Камера поднялась на уровень второго этажа и бесцеремонно заглянула в окна. Судя по тому, что было видно через стекло, в квартире уже давно не жили. Вид брошенной квартиры сменился заросшими газонами, возле которых кое-где догнивали ржавые остовы машин.
— Звучит, вроде бы, все хорошо, — в кадре снова был Двигун и его собеседник, все-таки вытащивший и прикуривающий очередную сигарету. — Что же было дальше?
— Дальше? Дальше уехала тетя Лида. Вроде как, на какие-то острова. Объявление дала о продаже дома, но… Вон он стоит, — мужик ткнул сигаретой перед собой. — Живет там кто?
