Девчонка в столь благостное состояние меня ввела, что даже пальцем лень пошевелить было. А уж головой вертеть, чтоб Стешкины прелести рассматривать, и подавно. Расслабился до такой степени, что еле из парилки выполз. В угол на скамейку забился, на стену навалился и просидел в полудрёме, пока остальных дожидался. А вот когда из бани вышел, такую уж лёгкость в организме почувствовал, что, были бы крылья, так и улетел бы куда.
Дальнейший вечер прошёл в спокойном безделье. Всё на той же веранде были организованы настольные игры. Дамы в компании с Демьяном и Тимонилино развлекались, играя в лото, а мы с ротмистром и инспектором расписали пулечку на троих. Благо дело, преферанс — он и в африке преферанс, а под мелкие различия в правилах умному игроку всегда легко можно подстроиться.
Дед Макар с Игнатием притащили откуда-то из дома забавный пружинно-заводной аппарат, сильно напоминавший наш старинный патефон. С таким же наполированным здоровенным медным раструбом и крутящейся ручкой сбоку. Только вместо виниловых пластинок в этом музыкальном монстре использовались тонкие, тоже медные, перфорированные диски. В миллиметр где-то толщиной и диаметром сантиметров в тридцать. А сколько дырочек в тех дисках, и не счесть. По принципу действия, я так понял, выходил эдакий забавный гибрид проигрывателя и музыкальной шкатулки.
Мелодии довольно затейливые, но всё равно при повторном воспроизведении быстро начинающие надоедать. Поэтому приставленная к агрегату Стешка периодически меняла диски на новые, предварительно бережно протирая их рукавом платья. Этих дисков Игнатий целую большую коробку притарабанил.
Вот под такое музыкальное сопровождение мы и коротали время, пока на дворе окончательно не стемнело. Дед Макар, конечно, запалил несколько масляных фонарей, развешанных на столбах веранды, но тут столько мелкой крылатой живности на свет слетелось, что сильно не до развлечений стало. И мы, позорно капитулировав, быстренько разбежались по спальням, что привычно размещались на втором этаже дома.
Я окончательно смирился с перспективой ночного одиночества и уже старательно угнездился в мягкой постели, не забыв прежде запереться в отведённой мне гостевой комнате, как в дверь тихо поскреблись.
— Барин, отворите, это я, Стешка.
— Чего тебе? — чуть повозившись с защёлкой, приоткрыл я дверь.
Девица, словно жидкий терминатор, просочилась в образовавшуюся узкую щель и обернулась, игриво состроив глазки:
— Теперь можете затворять.
Лицо раскрасневшееся, даже в темноте заметно. Волосы мокрые. Сорочка тоже влажная. Так и липнет к молодому телу, подчёркивая его красивые аппетитные формы. Похоже, только из бани вернулась. Ну точно, дворня-то вынуждена после всех господ мыться.
Пока я растерянно щёлкал клювом, шустрая Стешка успела забраться под одеяло.
— Оу-оу! Погоди! — стараясь говорить тихо, возмутился я. — Ты чего удумала? Тебе лет то сколько?
Ещё не хватало, чтоб меня за совращение малолетних привлекли.
— Много, барин, шешнадцатый годок уже пошёл.
— Шешнадцатый, — сердито передразнил я девчонку. — Тебе до совершеннолетия ещё два года ждать. Вот дорастёшь, тогда и приходи.
Хотел согнать юную оккупантку с кровати, но теперь возмутилась она сама:
— Да вы что, барин!
— Т-с-с-с! — зашипел я на неё. — Не голоси!
— Вы что, барин, — повторила она почти шёпотом, — я уж года три, как в сок вошла. У меня и жених есть. Да хозяйка сюда послала за барыней уход держать. Да вы не сумливайтесь, хозяйка меня сама к вам послала за ради услады ночной. Да и я не супротив. Видала, как вы в бане на меня зыркали.
Очень интересно. Это значит, Аргазинова мне так удружила, позаботилась.
— Тоже мне, видала она, — нахмурился я. — Слышь, усладчица ночная, а как же жених твой? А ну как залетишь? — спросил как можно строже и, опомнившись, торопливо пояснил: — В смысле, вдруг понесёшь. Жених-то заднюю не даст? Блин, от ворот поворот не получишь от него?
Что-то у меня от волнения мысли нормально сформулировать не получалось. Наверное, мои перлы Стешке полным бредом казались.
— Да вы об чём, барин? — удивилась Стешка, но вовсе не моим сленговым изыскам. — От знатного-то господина первенца понести дажечки и не зазорно вовсе. Оно и к удаче, и к деньгам будет. Барыня, коли так случится, даже серебром нас на подъём дитяти одарит. А с вас и спросу никакого, и капиталу не потребуется. И только от нас одна лишь благодарность за усердие и благоволение. Но ежели я вам не глянулась, вы так и скажите, я не обижусь. Это знатным барышням особливое обхождение потребно, а я девушка простая.
— Ага, — буркнул я себе под нос, — без всяких заморочек и излишней скромности.
— Так мне уйтить, барин? Не люба я тебе?
— Да ладно, оставайся, — сдался я. — Как такую красавицу прогнать?
Раз тут всё так просто, чего мне ломаться? Это она только говорит, что не обидится, если я откажусь. А на самом деле, вдруг девушка травму психологическую получит, а я виноват буду. Тем более, я уже несколько минут прекрасно чувствовал, что моя «либидоповышающая» побочка от иномирского перехода никуда не пропала. Организм на вполне симпатичную девчонку реагировал очень даже бурно. Хотя тут и без побочки равнодушным остаться невозможно.
Княгиня меня отфутболила, с Реджиной всё весьма неоднозначно. Может, ещё и не сложится ничего. Фимку в расчёт и вовсе можно не брать. Раз Аргазинова Стешку сама прислала, значит ничего предосудительного в том не усматривает. Так чего мне выкобениваться?
В общем, подведя некоторую оправдательную базу под предстоящее действо и тем самым подуспокоив слегка забастовавшую вдруг совесть, я позволил себе забраться в постель и постарался качественно ознакомить Стешку со своими иномирскими достижениями в области интимных межличностных отношений.
Правда, сильно надолго девчонка не осталась. Едва я утомлённо отвалился, пытаясь отдышаться, чмокнула меня благодарно в щёчку и, испросив дозволения, убежала к себе во флигель. Сказала, что рано поутру забот полно, а ей ещё выспаться хочется.
Я и не противился. Это зимой куда комфортнее было бы, останься она греть меня на всю ночь. А сейчас, по теплыни-то такой, одному даже и лучше в постели. Не жарко и не тесно. Хоть вдоль ложись, хоть поперёк, хоть вовсе морской звездой по диагонали.
Проснулся от истерично-заполошенных воплей петуха. Окно моей комнаты, оказалось, как раз на курятник выходило. Этот слишком горластый куриный предводитель надрывался так, словно от его кукареканья зависело взойдёт нынче солнце или нет.
Впрочем, на петуха я в обиде не был. Проснулся очень даже выспавшимся и отдохнувшим. Немного повалялся, потупил, но вскоре понял, что всё равно придётся выбираться из постели, да и из комнаты — естественные потребности организма никто не отменял, а санитарные удобства в данных апартаментах предусмотрены не были.
Пришлось топать на двор, искать соответствующую запросам постройку, а после уж думать, где и как можно умыться. Я уж думал, что в баню идти придётся, там водные процедуры принимать. Но тут мне Аглая помогла, вовремя под руку подвернувшись. Показала, где умывальню найти и где полотенце раздобыть.
Привёл себя в порядок, вернулся в дом, а там в гостиной под заботливым приглядом Аглаи за столом Холмов сидит, чаёк попивает да плюшками балуется. Весь уже при полном параде, а физиономия так и светится довольством. Ну прямо, как у кота, сметаны нажравшегося.
Не иначе, и Шарапу Володовичу ночью свезло. Не зря же он вон каким блескучим глазом на Аглаю поглядывает. Да и та очень уж обходительна с инспектором нашим. Так и крутится вокруг, угодить старается. Разве что только пылинки с него не сдувает.
Пошёл оделся, как подобает, да тоже позавтракать вернулся. А тут на тебе, уже и ротмистр с Демьяном подтянулись, компанию за столом составить. А ещё минут через пятнадцать и Елена Романовна с Анастасией Романовной спуститься к нам соизволили.
К тому моменту к Аглае успели Стешка с Игнатием на помощь примчаться. Да натащили всяких сыров-творогов, мяса холодного нарезку и ещё только что нажаренную яичницу, до сих пор сердито шкварчащую на огромной сковороде.
