– Мне тоже.
– Но?.. – Какая-то микроскопическая трещинка появляется в царившем до этой минуты чувстве всепоглощающего мягкого и нежного влечения.
– Мне нужно достать кое-что из багажника.
– Презервативы у меня есть. Купила заранее. На всякий случай.
Он тихо смеется:
– Они у тебя и в прошлый раз были куплены заранее. Нет, я не об этом. Я имею в виду камеру.
– Боишься, что украдут? Успокойся, этот район не такой дикий. Она же у тебя лежит не на самом виду на заднем сиденье.
Он снова целует ее:
– Просто я хочу заснять тебя. Для документального фильма.
– Об этом мы можем поговорить позже.
– Нет, я хотел во время…
Кирби резко отталкивает его:
– Да пошел ты!
– Да я потихонечку! Ты даже не заметишь.
– Извини, я, кажется, неправильно поняла. Мне показалось, что ты хочешь снимать меня во время секса.
– Ну да. Чтобы показать, какая ты красивая. Уверенная, сексуальная и сильная. Это к идее о твоем восстановлении после случившегося. Вся сила и уязвимость в твоей полной обнаженности.
– Ты себя сам слышишь?
– Это же не для проката! У тебя будут все права. В этом все дело! Этот фильм будет одновременно и твоим, и моим.
– Боже мой, какие мы заботливые!
– Конечно, тебе придется обсудить все с матерью, но я помогу. Я приеду снимать на пару месяцев.
– А этично спать с героиней собственного документального фильма?
– Нормально, если это часть замысла. Любой режиссер – в каком-то смысле соучастник. Такой штуки, как объективность, не существует.
– О, господи! Какой ты придурок, давно все спланировал.
– Да нет же! Я только хотел предложить тебе идею. Это будет сногсшибательно, призы гарантированы.
– И у тебя совершенно случайно оказалась с собой камера.
– Мне показалось, что, когда я заговорил об этом в мексиканском ресторане, ты отнеслась нормально.
– Кроме общего замысла, ты ни о чем не распространялся. Ни слова о домашнем порно!
– Постой, а может, все дело в том спортивном комментаторе? – переводит стрелки Фред.
– При чем здесь Дэн? Все дело в том, что ты абсолютно бесчувственный кретин, которому теперь и потрахаться не грозит. А я-то думала, что в кои-то веки у меня будет приятный секс с парнем, который мне даже нравится.
– А почему у нас не может быть секса?
– Да потому, что теперь ты мне не нравишься. – Кирби рывком открывает дверцу машины, выходит и быстрым шагом направляется к подъезду, но оборачивается на полпути: – Бесплатный совет, чувак. В следующий раз расписывай партнерше свои сногсшибательные киношные идеи после секса. А то тебе никогда ничего светить не будет.
Нужно уметь вовремя свалить и залечь на дно. Уехать на несколько месяцев в какое-нибудь место, где ты не засветился своими подвигами. Глядишь, там найдется добрая душа, которая тебя приютит, накормит, а то и на работу пристроит. В Гринсборо, что в Северной Каролине, у Мэла проживает дальняя родственница – то ли троюродная сестра, то ли некровная тетка, он и сам не знает. В родственных связях всегда нелегко разобраться, а уж в дальних и подавно. Но кровные узы никто не отменял.
Тетушка Пэтти (или все-таки троюродная сестра?) шьет ему брюки. «Исключительно в память о твоей матери», – постоянно подчеркивает она. Той самой матери, которая подсадила его на наркотики и сама откинулась от передоза в цветущем возрасте тридцати четырех лет. Но поднимать эту тему в разговоре с тетушкой не нужно. Ведь не исключено, что именно поэтому она ему помогает. Чего люди не сделают из чувства вины…
Несколько недель проходят в почти предсмертной горячке. Обливаясь потом, в тяжелом бреду и трясучке, он умоляет тетю Пэтти отвести его в больницу, где ему дали бы метадон. Но она ведет его не в больницу, а в церковь, и ему приходится сидеть и трястись на скамье; и каждый раз при звуках гимна она заставляет его подниматься на ноги. Он и подумать не мог, что, когда все собравшиеся в церкви возносят Господу общую молитву за тебя, он посылает свою благодать. Господь Бог и вправду откликнулся на мольбу прихожан о Божьем благословении его выздоровления.
Было это Божьим промыслом, или его молодой организм сумел вывести всю заразу, а может, он всю жизнь покупал настолько разбавленную дурь, что она и вреда особо не принесла, но ему удается преодолеть ломку и взять себя в руки.
Он устраивается на работу укладчиком товаров в бакалейный отдел сетевого универсама «Пигли Уигли». К своему удивлению, быстро находит общий язык с людьми, которым нравятся его работоспособность, энергичность и дружелюбие. Довольно скоро его переводят на место кассира. У него даже появляется девушка – Мэл начинает ухаживать за своей коллегой, Дианой. У нее есть ребенок от другого мужчины, она очень серьезно относится к работе, а еще учится заочно, потому что мечтает сделать хорошую карьеру, получить место менеджера, а может, и управляющего отделением, чтобы обеспечить своему ребенку счастливую жизнь.
Наличие ребенка Мэла нисколько не беспокоит. «Только со своим нам торопиться ни к чему», – заявляет он подруге, каждый раз не забывая предохраняться. Чтобы не повторять своих глупых ошибок.
«Конечно, сейчас ни к чему», – соглашается подруга совершенно спокойно, с таким видом, будто уверена, что он у нее на крючке. А может, так и есть? Он вроде даже не против. Хорошая у них будет жизнь: он, она, семья и вверх по карьерной лестнице. Так со временем можно и свою франшизу открыть.
Вот только чистым оставаться так трудно. Это совсем другое. Здесь даже искать не нужно – от судьбы не уйдешь. Наркота найдет тебя где угодно, даже в Гринсборо.
Вмазаться напоследок, в память о прошлом. Мэл сдает сдачу мистеру Хансену, полуслепому старикану, который уже плохо различает цифры. Обсчитать его – раз плюнуть.
– Малкольм, я уверен, что давал тебе пятьдесят.
– Нет, сэр, – убеждает Мэл с искренним участием. – Двадцать. Хотите, по кассе проверим?
Ничего сложного. Старые привычки питают всходы новых. И вот ты уже возвращаешься в Чикаго ближайшим междугородним автобусом. Все сомнения позади, банкнота в пять тысяч долларов в кармане.
Два года назад он носил ее в ломбард и навел справки. Человек за прилавком сказал, что она из «Монополии» и ценности не имеет, однако предложил за нее двадцать баксов («стоимость новинки»). Значит, ценность она все-таки имела, и притом немалую.
Конечно, теперь, когда он возвращается в Энглвуд, в кармане ни цента, слышит мальчишек, предлагающих «Красных пауков» и «Желтые капсулы», перспектива в двадцать баксов очень, ну очень привлекает. Остаться без дозы не очень хорошо, но еще хуже дать себя развести как последнего лоха. Уж мужику из ломбарда он такого удовольствия не доставит!
