– Никитушка, ты чего так ранёшенько вскочил-то? – В дверном проёме своей горницы показалась моя домохозяйка в длинной ночной рубашке с вологодскими кружевами по подолу, с всклокоченной головой и заспанным лицом.
Я проявил мужественность и даже не вздрогнул. Яга ойкнула, поняв, что с утра, как говорится, и Моника Белуччи выглядит не лучше, быстренько метнулась назад, но уже через пару минут явилась умытой, улыбчивой и причёсанной, в чистеньком сарафане, с аккуратно повязанным платочком.
– Чую, докопался ты до сути, сокол участковый! Ну да я тебя сразу пытать не стану, сперва на завтрак стерлядки свежей откушай, и сырников со сметаною, да пирога с яблоками, да чаю свежего с вареньем облепиховым…
– Завтрак подождёт, мне срочно нужно к царю. – Я раскрыл перед Бабой-ягой свой блокнот, показывая вчерашние почеркушки. – Вы были правы насчёт Кощея, и я, кажется, знаю, как нам выйти из этой ситуации. Но сначала надо срочно вернуть царевну Марьяну, она в большой опасности…
Когда я бегло расписал бабке свои предположительные выкладки, она недолго думая высунулась в окошко, крикнув:
– Митенька-а! Подь-ка сюды, я те ватрушку дам! – И, протягивая нашему легковерному младшему сотруднику вчерашнее печево, быстро закончила: – А за то ты теперь бегом до Горохова терема метнёшься, нам тут царь срочно нужен! Справишься ли?
– Да за-ради вас… за-ради Никиты Ивановича… за-ради всего отделения милицейского живота не пожалею! Ещё ватрушкой не угостите ли? Первая мала больно…
– Митенька, а тебе зубки дороги ли?
– Намёк уловил, бабуленька, – весомо подтвердил Митяй, улыбнулся старательно сжатыми губами, дабы не провоцировать, и умёлся исполнять.
Я тупо цапнул с тарелки сырник, макнул его в сметану и сунул в рот. Как я понимаю, воскреснуть мне сегодня не дадут. Слопаю всё, растолстею и уже сам в двери не пройду, будут знать…
– Никитушка, – тихо присев напротив, начала моя добрая домохозяйка, – а нам ить мало в виновного пальцем ткнуть, надо бы ещё и к суду привлечь, и наказать примерно! Дык потому интерес имею: так как же ты мыслишь самого Кощеюшку наказывать-то, а? Кишка у нас для энтого тонковата…
– Ну, – пожав плечами, задумался я, – можно, конечно, пойти законным путём – просто отправить сотню еремеевских стрельцов на эту вашу Лысую гору и произвести арест.
– Тогда уж заодно и всю стрелецкую сотню там же похоронить, – хмуро поправила Яга, и я был вынужден согласиться.
– Хорошо, давайте пока без ареста. Арестовать мы его всегда успеем, давайте просто разрушим его злодейские планы. Меч ведь он так и не получил?
– Видать, нет. Но и мы знать не знаем, где он валяется…
– А если поколдовать? Ну там на воду подуть, пыль заговорить, поспрашивать у всех ворон, голубей или вообще мух! Мухи же всё видят, правда?
– Я ещё не совсем с ума спрыгнула, чтоб мух безмозглых об краже меча царского допрашивать, – выразительно постучала себе по лбу Баба-яга. – Я женщина пожилая, приличная, не Вельзевул какой-нибудь беззаконный. Ежели б все преступные деяния одним чародейством раскрывалися, дык на что бы ты был нужен со своей милицией?
– Логично. Итак, что мы имеем. Преступление. Преступник. Возможность доказать. Невозможность осудить и привести приговор в исполнение, а также вернуть похищенное владельцу. Тогда какой толк от того, что мы знаем, что за всем этим стоит Кощей?
– А никакого, – так же уныло признала опытная эксперт-криминалистка. – Но одно знаю твёрдо: ищи меч, Никитушка. Раз он так злодею нашему понадобился, стало быть, он в том тайную цель видит. Пусть я, старая, всей силы того кладенца не ведаю, но по всему видать – есть она!
Мы переглянулись, вздохнули и глубокомысленно помолчали. Могли бы помолчать и подольше, но тут раздался шум у ворот и стрельцы впустили взмыленного, как скаковая лошадь на финише, Митю с большим мешком на плече. Ма-амма миа…
– Бабуль, наш Митька царя в мешке приволок. Скажите, что мне это снится.
– А? Чегось, Никитушка?! – мгновенно вскинулась уже клюющая носом Яга. – Нет-нет, сырники свежие, своими руками всё утро готовила, не сумлевайся!
Я довольно грубо взял её за узкие плечи и развернул к дверям. Наш младший напарник как раз тяжело сгружал мешок на пол. Пол скрипнул, мешок застонал. Моя домохозяйка всплеснула руками, резко обо всём догадавшись и побледнев. Царя она у нас очень уважала и даже традиционно побаивалась. Ну не так чтоб до тупого раболепства, но всё-таки. Издержки самодержавия, понимаете ли…
– Что это? – вежливо спросил я, невзирая на очевидность ответа.
– Горох! – честно ответил Митя.
– В смысле – царь или сельскохозяйственная бобовая культура?
– Царь! – быстро подтвердил Митяй, ибо последние три слова он явно не понял. – Вы ж царя хотели? Дак вот он, доставлен согласно вашим начальственным указаниям. Развязать ли?
Мы с бабкой уныло кивнули.
Наш младший сотрудник бодренько рванул верёвку и, распаковав мешковину, деловито пояснил:
– Я ж к ним и так, и эдак, с вежливостью от порога, дескать, присутствие государя-батюшки в отделении срочным образом требуется. А стража стрелецкая – ну ни в какую! На заседании, говорят, боярской думы царь, и всё тут! Государственные вопросы решают, про бюджет да бунт на Болотной площади спорют до хрипоты! Я им говорю человеческим языком, царя мне надобно, и подмигиваю эдак, ну чтоб поняли да осознали. А они…
– Сколько стрельцов пострадало? – мысленно готовясь подписать самому себе увольнение по собственному желанию, уточнил я. Лучше б и не спрашивал…
– Ну не так чтобы много, – пустился загибать пальцы Митька. – У ворот двоих да при крыльце троих, у палат государевых четверых да в самой думе шестерых…
– Пятнадцать человек, – ахнул я.
– Не, там же ещё и бояре в драку полезли. Но я с ними, как положено, со всей деликатностью, никого кулаком в рыло не отметил, ни одну бороду не оборвал, тока…
– Тока?
– Шапки высокие боярские на головы надевал аж до плеч! Государь-то ещё веселился, как дитя, на троне, смеялся эдак заразительно. А потом я к нему с мешком-то и подошёл…
Баба-яга, всё время разговора пытавшаяся прилюдно уйти в обморок, не сдержалась, бросилась к мешку и одним рывком, как репку, вытащила на свет божий нашего всеми любимого царя-батюшку! Горох выглядел неслабо пришибленным, но вроде соображал, хотя говорил медленно:
– Здоров буди, сыскной воевода… И вы, бабушка Яга, и… ты… Как тебя?
– Митя Лобов.
– Да. Я запомню, – сердечно, но осторожно пообещал надёжа-государь. – Как список на каторгу утверждать буду, так и…
– А чё сразу я-то?! Мне, чтоб вы знали, между прочим, Никита Иванович приказал, – сдал меня с потрохами этот кулацкий подголосок.
