— Ну, давай — сказала она, едва я коснулся ее тела. — Ну, войди же в меня... Войди в меня, я так хочу этого... Дай его мне... Дай мне его целиком.
— Сейчас… Только не сразу…
— Ну, давай же, чего же ты тянешь...
— Так тебе нравится? — спросил я, начав свои медленные движения, — Ты же хочешь именно этого... Я знаю, ты хочешь....
— У-у-у-у! — Тихонько постанывала она, ритмично качаясь мне в такт.
— Сейчас… Сейчас… — Время, казалось, замедлило свой бег и почти остановилось… Как уже было ранее замечено, женщины придают огромное значение словам. Я мог трудиться, как шахтер в угольном забое, стараясь доставить ей максимальное удовольствие, и не догадываться о том, что весь этот энтузиазм она относит исключительно на счет моего эгоизма. Простая фраза: «Я хочу, чтобы тебе было хорошо со мной» может возыметь значительно больший эффект, нежели демонстрация высокой техники.
— Я хочу, чтобы тебе было хорошо со мной…
— А я хочу, что бы ты кончил... Пожалуйста! — Закричала она обессилев. — При этом мои руки еще сильнее сжали ее грудь. А она вдруг вцепилась ногтями в мои плечи, и изо всех сил прижала меня к себе. Мгновение спустя я перестал контролировать себя и взорвался, и она почувствовала, как я поднялся на вершину блаженства.
— Это у тебя сейчас здорово получилось, — прошептала она на ухо, по-прежнему крепко прижимаясь ко мне. Вместо ответа я крепко поцеловал ее в губы.
Потом мы долго лежали ничего не говоря, погруженные в свои мысли.
— Ты классная! — сказал я, когда мысли кончились.
— Я знаю… Расскажи мне чего-нибудь о себе.
— Чего же тебе рассказать? Я как-то и не вспомню сейчас ничего интересного…
— Что новенького у тебя на работе?
— В новую комнату скоро перееду… Дирекция выделяет мне более просторное помещение.
— Да? А еще?
— В нашем институте какое-то кино снимали…
— У вас? Чего же там снимать? Можно подумать, что у вас там памятник архитектуры, а на стенах — фресковая живопись.
— Некий сериал. По сценарию, там какой-то маньяк мочит не то медиков, не то биологов.
— Это здорово! Кто снимает? Что за компания? Кто сценарист, режиссер?
— Ничего не знаю.
— Ну, как же ты так! Это же очень интересно!
— Мне это было совершенно ни к чему. И совсем не интересно. Мешали эти киношники всем, просто жутко! Институт был полностью парализован на две недели. Приехала целая банда на нескольких автобусах и легковушках. Забили своими машинами все подходы к институту. На первом и втором этаже понаставили всяких осветителей, каких-то ящиков и прочего барахла. Всюду кабели, провода, какие-то непонятные ленты. Народу понаехало — ужас! Я понял теперь, что основная работа киношника — это сидеть и чего-то ждать. В основном, они сидели и ничего не делали. Иногда бродили по институту, приставая с глупыми вопросами. В те редкие моменты, когда они чего-нибудь снимали, то перекрывали коридор, и не давали никому из сотрудников пройти. Особенно они любили вестибюль и переход между двумя нашими зданиями. Торчали, обычно, часов до восьми вечера. Электричества сожгли своей аппаратурой, на полгода вперед. Один раз загородили всякими треногами вход в мою комнату, да так, что дверь не открыть. И не пускали меня туда. Я психанул и на целый день ушел домой. А что это за компания такая, понятия не имею. Помню только, что называется — чего-то там, «Телесериал». Кто-то мне тогда о них немного рассказывал…
— Это телевидение?
— Не знаю. Наверное. Да, что касается телевидения. Это действительно интересно. Недавно произошел один забавный прикол. Зрители Иранской телевизионной сети Islamic News Network были непередаваемо шокированы трансляцией хардкорного порно. Жители одной провинции, известной своим религиозным фанатизмом, были зверски оприходованы и морально изнасилованы, когда ежедневные местные новости прервались трехминутным сексуальным клипом. Говоря проще, там голый мужик трахал голую бабу. Ну, типа, как мы с тобой сейчас. Вообще, в Иране, распространение порнографии категорически запрещено, и как такой ролик пролез на религиозный канал, осталось полной загадкой. Виновников по традиции ищут, но найдут ли — это еще большой вопрос. А вот если найдут, то я ему не завидую. Там и повесить могут, причем запросто. Наверно какие-то веселые хакеры поработали. И хакеры классные.
— Да, действительно забавно. Хотела бы я просмотреть на рожи местных баб, когда они у себя по телеку смотрели этот клип. Они, небось, бедолаги, и мужского члена-то ни разу в жизни в глаза не видели…
— Да подожди, а ты разве верующая?
— А почему спросил?
— Вот! — Я показал на маленький крестик, висевший на груди Валентины. Это был необычный нательный крестик, а крест совмещенный с кругом, и висел он почему-то, наоборот — в перевернутом виде. — Ведь это же крест.
— А, это. Это — так, на память.
— Почему он перевернут?
— Тут такая история. Крест этот уже старый, и ушко у него перетерлось. И в один вечер, когда я ложилась спать, петелька обломилась. Я потом пошла к знакомому ювелиру, чтобы он приварил новую петельку, а обломки старой — сточил. В тот вечер он чего-то праздновал, и не хотел отвлекаться. Но я упросила его сделать прямо сейчас. Он сточил обломки, зашлифовал, а новую петельку приварил с другого конца. Спьяну, наверное. Сначала я не заметила, но после, когда обратила внимание — хотела идти к нему и требовать переделать, а потом решила — какая разница? Вот так и ношу…
Я почему-то подумал, что Валентина сейчас соврала. Только вот зачем? Что такого необычного в этом крестике?
— Да, совсем забыла, — продолжала моя подруга, — прочитай статью в Московском Боголюбце за третье марта этого года.
— Какую еще статью? — рассеянно спросил я.
— Там про ваших биологов. Почерпнешь кое-что новое.
— Про наших? Ты же знаешь, я газет не выписываю.
— В Интернете найдешь, на сайте этой газеты. Сам-то теперь до дома доберешься? Мне еще надо поработать. А в вашем институте тебя будет интересовать Аргедов Сергей Николаевич. Есть такой?
— Есть. Я его довольно хорошо знаю. Иногда настраиваю компьютеры в его лаборатории, подключаю к Интернету, изгоняю вирусы. Всегда вежливо здороваемся.
— Расскажи мне про него.
— А чего про него рассказать? На первый взгляд —приятный мужик. Деловой, очень умный, ухватистый. Чем-то на одного нашего олигарха похож. Он абсолютно все контролирует в своей лаборатории. Вернее — пытается контролировать. Без него — гвоздя не вобьешь. Но, поскольку, голова уже не та, все помнить он просто не может, часто забывает, то, что сам же и приказал. Он всегда безумно занят, вечно куда-то спешит, страшно к кому-то опаздывает, и до такой степени перегружен работой, что ничего не успевает и совершенно ничего не помнит. Только никогда в этом не признается. Придумал специальную сложную систему финансового поощрения сотрудников. Своих, конечно. Параллельно он еще одну лабораторию возглавляет, в другом институте, медицинском. На двух стульях сидит.
