— И что же в ней странного? — Олег спокойно вскрыл другую банку пива и тоже взял бутерброд. — Куклы у незамужних и бездетных женщин не такая уж редкость.
— Допустим, — кивнул я, — но это весьма необычная игрушка. Понимаешь, Олежек, — я постарался припомнить свои вчерашние ощущения при контакте с куклой, — когда я взял ее в руки, я никак не мог убедить себя, что держу неживой предмет! В общем, таких подробных игрушек я никогда прежде не видел и ничего о подобном не слышал. К тому же, там у меня опять сработала моя экстрасенсорика.
— «Ветер смерти»? — Олег заинтересованно посмотрел на меня. — Ну-ка, ну-ка? А еще «дровишки» имеются?
— Неужели для «костерка» не хватит? — прищурился я. — Лучше подумай, кто же в таком случае пристукнул нашу Аннушку?
Ракитин вдруг поставил початую банку на стол, полез в карман куртки и кинул мне два пластиковых пакетика с окурком и пуговицей от рубашки.
— Здорово! — выдохнул я и достал сигареты. — Где?
— У «нашей Аннушки» под кроватью, в углу у стены, — хмыкнул Олег. Обрати внимание на «бычок».
Я взял пакетик и поднес под «бра» над столом: там лежал мундштук папиросы с угольным фильтром на конце и двойным золотым ободком по краю.
— «Publish smoky», — прочитал я затейливую латинскую вязь. — Шикарный табак! Кажется, такие папиросы продают в бизнес-клубах?
— Браво, Митяй! — Ракитин снисходительно кивнул и закурил мою сигарету.
— Бьюсь об заклад, — невозмутимо продолжал я, — что эта «визитка» кого-нибудь из крутых, типа Брокмана, Семенова, Тарасова или Гурвича?..
— Великолепно! — прицокнул языком Олег. — Держитесь за стул, Ватсон, это — Феликс Гурвич!
— Президент Лесного банка?.. А откуда ты… ах да, «пальчики»!.. Ну что ж, — я повертел в руках банку пива и сделал изрядный глоток, — я так и предполагал.
— Я тоже, — Ракитин поднял свою банку, присоединяясь к моему тосту. А «курсовка» у Феликса Абрамовича была на шесть лет в еловый бор, что под Нарымом. Сам выписывал.
— М-да, ларчик вроде бы открылся, — я разочарованно почесал за ухом, но тут перед глазами снова поплыла туманная аллея с удаляющейся женской фигурой, брошенная на кустах одежда и сумочка с документами. — А если у него алиби?
— Окурок абсолютно свежий, а Закревская курила «Данхилл». Обрыв нитки — тоже свежий, так что собирайся, едем за президентом. Семьдесят два часа без душа, бритья и кофе я ему обеспечу, — Олег поднялся и выбросил пустую банку в ведро под раковиной.
— Что ж, я готов, только тапочки сниму, — сказал я и вышел из кухни.
Однако, в банке Гурвича не оказалось, а неподдельное удивление сотрудников по поводу отсутствия шефа, слывшего человеком пунктуальным и деловым, не оставляло сомнений, что с президентом случилось нечто серьезное. Марш-бросок на квартиру тоже ничего не дал: двухэтажный модерновый особняк с зимним садом, бассейном и подземным гаражом встретил нас в вестибюле гулким шепотом фонтана, да подвыпившей компанией во главе с референтом — в столовой. От них мы кое-как добились, что Гурвич вчера объявил им, мол, дома ночевать не буду, ждите к завтраку. Но не появился. А завтрак уже остыл, поэтому пришлось его съесть, а заодно и выпить откупоренное вино, чтоб не выдохлось, потому как…
— Идеи будут? — мрачно спросил Олег, усаживаясь за руль потрепанной, но все еще шустрой служебной «Ауди».
— Одна: отоспаться, — я сладко зевнул и достал сигареты.
— Где он может быть? — Ракитин завел двигатель, включил противотуманные фары, потом отобрал у меня пачку и закурил.
Мимо машины, размытая туманными струями промелькнула светлая женская фигурка, и я отрешенно проводил ее взглядом.
— Если Гурвич убийца, то скорее всего… — я выразительно помахал рукой перед собой.
— А если свидетель?
— Тогда либо еще прячется, либо уже мертв, — я покосился на Олега. Думаю, для тебя предпочтительнее первое.
— Потрясающая прозорливость! — почему-то нервно хохотнул он. — Может быть, ты даже знаешь — где?
— Может быть, но не скажу! — я тоже почувствовал нарастающее странное напряжение, но не придал ему значения, выбросил недокуренную сигарету и поднял стекло. — Кто из нас сыщик?.. Поехали, мне в редакцию надо.
— Я тебе не такси! — неожиданно огрызнулся Ракитин. — Два квартала пешком прогуляешься.
— Ну и черт с тобой! — странное внутреннее напряжение внезапно скачком овладело мной, я моментально разозлился и вылез из машины. Кстати, чтоб ты знал, если хочешь найти вещи и документы Закревской, не поленись прокатиться в парк и пройтись вдоль ограды Института. Очень рекомендую! — я злорадно хлопнул дверцей и, не оглядываясь, пошел прочь.
Через несколько секунд сзади взвыл двигатель, взвизгнули покрышки и стало тихо. Я снова закурил и медленно двинулся дальше. Внезапный приступ злости прошел, напряжение внутри тоже исчезло, и теперь я силился отыскать его причину. Ведь раньше никогда не замечал за собой подобной вспыльчивости, а тут?.. Да и Олег — хорош! Чего взбеленился?!.. Н-да, как говорят психиатры в таких случаях, реакция явно неадекватная. Почему?..
Серый осенний день давно вступил в свои права, но солнце так и не показалось: над городом властвовал все тот же гнусный природный аэрозоль. Он забирался во все щели — и домов, и одежды — и напитывал мерзкой влагой буквально все. Через пять минут мои куртка и кроссовки стали вдвое тяжелее и такими холодными, что зубы непроизвольно начали выстукивать что-то вроде «Танца с саблями», а глаза — активно искать по сторонам какую-нибудь подходящую вывеску бара или кафе.
Но, как назло, по дороге ничего путного, кроме одинокой продуктовой палатки, так и не попалось вплоть до самой редакции. В отдел я ввалился уже совершенно продрогший и, не раздеваясь, припал к горячему, на мое счастье, электрическому самовару, раритету нашей «уголовки», подаренному мне во время одной из командировок в таежную глубинку старым егерем на память.
Дон Теодор молча и участливо посмотрел на мою трясущуюся челюсть и вернулся к любимому занятию: просмотру очередного своего видеошедевра на встроенном в камеру экранчике. Леночка Одоевская, как всегда, куда-то исчезла до окончания рабочего дня, и я было совсем уже расслабился, согреваясь телом и оттаивая душой, как вдруг дверь распахнулась, и в нашу тихую обитель ворвался тайфунчик под названием Гриша-Колобок, он же Григорий Ефимович Разумовский, наш непосредственный начальник и заместитель главного редактора по связям с общественностью.
В комнате сразу стало шумно, суетно и бестолково. Колобок, зацепив по дороге все возможные углы и выступающие за края столешниц предметы и уронив по крайней мере одну линейку и два стилоса, плюхнулся на соседний стул и схватился за чайник с заваркой.
