class="p1">– Почему вину свалили на Александра Быстрова?
– Из-за того, что Катя была последней, за кем пытался приударить Хвылин. Ни Слыщёву, ни Зинаиду абсолютно не смущало то, что Катя сказала ему «нет».
– Странная логика, – протянул чекист.
– Какая есть, – пожал плечами я. – Всё шло хорошо, Александра арестовали, но внезапно Зинаида сообразила, что все деньги ушли на типографию, а жить-то на что-то надо. И тогда она стала шантажировать Слыщёву. Убивать подругу той было не с руки… Одно дело – африканские страсти-мордасти, а совсем другое – хладнокровно лишить человека жизни. Да и насильственная смерть Зинаиды вызвала бы ненужные подозрения. Тут весьма кстати подвернулся Капустин, которого по просьбе домработницы Слыщёвы временно приютили у себя.
– Супруги знали, что он – беглый убийца и грабитель?
– Муж узнал об этом только от нас. А вот Слыщёвой показались подозрительными некоторые повадки гостя, она надавила на домработницу, и та по секрету созналась ей во всём.
– Это радует, – облегчённо сказал Маркус.
– Как радует и то, что он оказался непричастным к заговору. Товарищ Слыщёв очень нужен Красной Армии как военный специалист. Мы не имеем права разбрасываться такими ценными кадрами.
Я не стал развивать эту тему дальше. Не факт, что после такого удара Слыщёв вообще вернётся к преподаванию в военшколе. Мужчина был в шоке после того, как на него вывалился весь ворох страшных новостей о том, что его жена изменяла ему с другим и стала убийцей.
Он и раньше чувствовал что-то неладное как в семье, так и в учебном заведении, и потому часто прикладывался к бутылке. Боюсь, теперь ему будет очень непросто восстановиться.
– Слыщёва сумела найти подход к Капустину. Он помог ей организовать «самоубийство» Зинаиды Хвылиной. В тот день Слыщёва была у подруги в гостях, напоила её вином, в которое было подмешано снотворное, подала знак ошивавшемуся во дворе Капустину (тогда его и заметил дворник). Бандит поднялся в квартиру, отнёс тело женщины в ванную, набрал воду и перерезал вены. Прощальную записку изготовила Слыщёва, найдя подходящие строчки в рукописях поэтессы. Выдрала страничку и прикрепила к зеркалу.
– И у них всё получилось бы, если бы не вы с вашим опытом? – прищурился чекист.
Я промолчал.
– Хорошо, вы своё слово сдержали – Капустин арестован. Благодаря его показаниям, Слыщёва призналась во всём. Теперь мой черёд, – заговорил Маркус. – Я успел перекинуться парой слов с товарищем Шмаковым. Он считает, что вашего родственника необязательно привлекать к ответственности, тем более после известия о том, что он скоро станет отцом, Александр Быстров сотрудничает со следствием. Я не собираюсь оспаривать мнение товарища Шмакова. Думаю, уже сегодня вечером ваш родственник вернётся домой.
Он улыбнулся.
– Как видите, ГПУ тоже выполняет свои обещания…
…Провожать меня на вокзал пришли не только Катя с мужем, но и мои новые питерские друзья: Кондратьев, Бодунов, Шуляк, Ваня Самбур с Раисой.
Самым довольным, как ни странно, выглядел Серёга.
– А ну – колись, чего лыбишься? – наехал на него я.
– Так повод есть! – ответил за него Бодунов. – Сергей у нас молодец – не хуже тебя: вчера повязал не абы кого, а самого Лёньку Пантелеева!
– Да ну?! – непритворно восхитился я.
– Лапти гну! – подмигнул Бодунов.
– Слышь, Сергей, можно тебя на пару слов, – попросил я. Кондратьев удивился, но позволил отвести себя туда, где нас не слышали.
– Такое дело, Серёга. Есть у меня одно нехорошее предчувствие: этот Лёнька – не так уж прост. Если начнёт тебе вдруг хвалиться, что даст дёру из тюрьмы, пожалуйста, прими его слова всерьёз и постарайся, чтобы он оказался в таком месте и с такой охраной, чтобы у него ни малейшего шанса на побег не было, – попросил я.
– Жора, я не понял – ты это чего? – открыл рот Кондратьев.
– Ничего. Я же сказал – предчувствие. Нам, оперативникам, без чуйки никак нельзя. Ну что – договорились?
– Конечно, Жора! Ты не волнуйся, будет мотать срок до конца как миленький, а то и вовсе под расстрельную статью попадёт, – кивнул он…
…Вот моя деревня, вот мой дом родной. Вернее, родное уже теперь здание губернского уголовного розыска. Три недели моего отпуска по ранению пролетели как один день. Мигнул и не заметил.
Даже соскучиться не успел.
Я прошёл мимо часового, поздоровался с дежурным и вдруг поймал на себе его напряжённый взгляд.
– Товарищ Быстров, – как-то неуверенно заговорил он.
– Точно! Он самый! – хмыкнул я.
– Вы к товарищу Смушко прямо сейчас подойдите, пожалуйста. Он сказал, чтобы я вас к нему сразу бы направил.
– Ну раз сказал, значит, сделаю.
Я постучал и вошёл в кабинет начальника губрозыска.
– Товарищ Смушко!
Он поднялся из-за стола.
– Привет! Ну – как съездил?
– Да хорошо съездил. С Катиного мужа сняли все обвинения, он вернулся к прежней работе.
– Значит, помог сестре, – протянул начальник, почему-то избегая смотреть мне в глаза.
Я понял: происходит что-то неладное. Неспроста у Смушко вид как у побитой собаки. Такое чувство, что ему стыдно передо мной.
– Что-то случилось? – вскинув подбородок, спросил я. – Говорите прямо, товарищ Смушко.
– К сожалению, да, – решился он. – Ты, наверное, слышал: милицию и уголовный розыск сокращают.
– Слышал. По-моему, идиотизм.
– Идиотизм, – подтвердил Смушко. – Многие так считают, не только ты. Но, к несчастью, нас тоже эти веяния не обошли стороной.
– И что – много народу на улицу отправляют? – похолодев, произнёс я.
– Двадцать процентов от штата. – Он помолчал. – Жора, ты извини – я не смог отстоять тебя перед Кравченко. В общем, он через губком и губисполком провёл решение о том, чтобы ты попал под сокращение. Я делал всё, что в моих силах, но это не помогло. Ещё раз прости меня, Георгий, но тебе придётся сдать служебное удостоверение и оружие.
– Есть, – с трудом проглотив подступивший к горлу тугой комок, ответил я…