что тебе кажется гениальным, очень хочется, чтобы похвалили! И ты готов до бесконечности объяснять, где и почему это так здорово. Что ж, подыграем. Даже если это и не она – лишним не будет.
– Да, – уважительно покивал Виктор, – и впрямь элегантное решение. Олега не зря называли «золотым мальчиком Альграда». И впрямь – гений.
«Не перехвалил? Да ладно, нормально. Лести много не бывает. Ну что, маньяк, играем дальше?»
– Сударыня, хоть дело и фактически решено, осталось несколько вопросов. Нужно выяснить, где убийца взял этот плат. Мне сказали, что стиль вышивки – нашего Спасского монастыря. Вы можете что-нибудь добавить?
Анна слегка смутилась.
– Простите. Я вышивать не умею совершенно и в деталях не разбираюсь… Но мы можем спросить в монастыре. У вас есть время сходить к матери Евдокии?
Виктор сделал вид, что прикидывает возможности.
Вот это номер! Некромант-убийца, подозреваемая в четырех смертях, хочет познакомить его со святой? Чудны дела Твои, Господи… Но с Евдокией поговорить нужно в любом случае. Часа полтора еще есть, так что – в перед!
И молись, следак, чтобы эта тварь чернокнижная не почуяла твоих подозрений.
– Да, поговорить с игуменьей было бы очень кстати, – кивнул Виктор. – Пойдемте. Она ведь вас рекомендовала в стражу? Только как мага-ментальщика или?..
– Или, – с сарказмом ответила магичка. – Именно что «или». Святая Евдокия меня благословила на использование способностей некроманта при работе на стражу.
Виктор чуть не выругался вслух.
Святая. Благословляет черного мага на экспертизу.
Все в этом Гнездовске через… странно тут все.
Спасский монастырь располагался на южной окраине Гнездовска. Небольшая обитель стояла на холме и была прекрасно видна издалека. Праздничная белизна стен и церквей венчалась сияющими золочеными куполами. Бывшая княжна, а ныне – игуменья монастыря создала, кажется, полную противоположность княжеского кирпично-красного роскошного замка-крепости.
К чему богатства мирские, когда Бог так щедр?
Монастырь был открыт всем ветрам, под невысокими стенами цвел нежно-белый жасмин, наполнявший ароматом всю округу. Весной здесь распускались сирень и черемуха, а к осени на клумбах тянулись к небу астры и еще масса цветов, о названиях которых Виктор не имел ни малейшего понятия. Здесь не было мрачной аскезы гетских монастырей, которую Виктор в полной мере ощутил, приходя в себя после ранения в Империи. Спасская простота спасала души не отказом от радостей и уюта. Спасение здесь было в другом: в церковных книгах, в школе, где всех желающих – и детей, и взрослых – учили грамоте и счету. В иконописной мастерской, в больнице на окраине города, в приюте для женщин, до которого так и не добралась несчастная Верка.
Войдя в распахнутые ворота, Виктор и Анна свернули к странноприимному дому.
Людей на монастырском дворе было на удивление много. Пожилая монашка пропалывала клумбу, солидный поп вел куда-то большую компанию детишек. Они прошли совсем рядом, задумавшийся о чем-то парнишка лет десяти налетел на Виктора, извинился и побежал догонять остальных. Несколько непривычно притихших каменщиков перекладывали плитку на дорожке. В сторонке около стены сидел художник с мольбертом, щурился на солнечно сияющий купол церкви. Порыв ветра принес от трапезной запах свежего хлеба.
– Подождите меня здесь, – тусклым голосом попросила магичка, – в монастырские кельи вам нельзя.
Виктор кивнул Анне, встал у крыльца странноприимного дома и перекрестился на купол Спасской церкви.
Через несколько минут магичка вернулась вместе с игуменьей. Виктор улыбнулся про себя, увидев их рядом: тощая, чуть ли не качающаяся на ветру Анна и солидная мать Евдокия. Маг и святая. Убийца и… спасительница?
Основательница и настоятельница Спасского монастыря близ Гнездовска была живой легендой. Святой.
Старшая дочь правящего князя Николая Гнездовского, она получила блестящее образование и была сговорена за наследника герцогства Кошицкого. Но в шестнадцать лет, в день своего совершеннолетия, категорически заявила, что мирская жизнь ее совершенно не интересует.
В семье князя разразился жуткий скандал.
Князь обвинял вдову брата, монастырскую игуменью, в том, что она «задурила девчонке голову». Игуменья клялась, что ни при чем. Она справедливо опасалась княжеского гнева, но и пойти против совести не могла: юная княжна была крепка в своих намерениях и желание уйти от мира обосновала вполне здраво. Она прекрасно понимала, насколько тяжелый путь выбрала, монастырских трудностей совершенно не боялась и была готова к любым испытаниям.
Попытки отговорить племянницу от пострига были безуспешны, и игуменья сдалась. Никакие уговоры, угрозы и посулы родителей тоже не помогли. Юная княжна была непреклонна и, не слушая больше никого, приняла постриг в Софийском соборе Гнездовска под именем Евдокии.
Правда, епископ Гнездовский князя все-таки опасался всерьез, и постригал Евдокию простой священник. Но это совершенно не меняло дела. Князю Николаю осталось только смириться и спешно посватать дочь Кошицкого герцога за своего сына и наследника Федора.
Деятельная натура бывшей княжны в роли монахини развернулась в полную силу. Она занималась организацией церковных школ, больниц и приютов. Через какое-то время, с благословения нового епископа Гнездовского, она на собственные средства основала женский Спасский монастырь, по сути – центр гнездовской благотворительности.
Вместе с призрением сирот и больных мать Евдокия помогала женщинам, оказавшимся на грани. От замученных проституток до забитых мужьями кумушек. При монастыре был организован работный дом с очень строгими правилами, в который женщины могли уйти от отчаяния и побоев. Сначала никто не верил, что из затеи получится что-то стоящее; но за десять лет монастырские службы только разрастались, паломники считали своим долгом посетить Спасский храм, а шитые оклады икон и церковные покровы, выходившие из мастерских монастыря, славились на всю округу.
Сейчас Евдокия была статной тридцатилетней женщиной, к которой прислушивались и владетельные господа, и иерархи Церкви. Простой люд, не мудрствуя, объявил ее святой.
Похоже, совершенно не напрасно. Зримых чудес, в отличие от других ныне живущих святых, Евдокия пока не творила – но ее помощь страждущим и умение усмирять ссоры были сами по себе чудом.
Мать Евдокия умудрялась собирать на свою благотворительность солидные пожертвования. Поработать сестрой милосердия или сиделкой в ее больнице вошло в моду среди сердобольных дамочек из высшего света.
Виктор понятия не имел, каким чудом и связями матери Евдокии это удавалось, но полностью одобрял деятельность энергичной настоятельницы.
К ней-то бедная Верка и направилась бы, если б осталась жива.
Виктор низко поклонился Евдокии. Выпрямившись, он провалился в ее внимательный, все понимающий взгляд. Виктор дорого бы отдал за то, чтобы узнать, что увидела в нем
