Проблемой было вызвать сюда команду следователей и экспертов, но это удалось сделать. Лауру Мартинес, когда она поднялась на поверхность, осмотрел врач, но, к собственному, а ещё большему — её, удивлению, серьёзных повреждений не нашёл. Ну, стресс, конечно… Но от госпитализации по такому поводу Лаура решительно отказалась. В полицейском участке, — собственном, конечно, — дала короткие показания, не уточнив, почему именно капитан Дэвис решил её похитить и убить. А ещё — подала заявление на отпуск, которое Лекар, оставшийся старшим после ареста начальника, немедленно удовлетворил.
И исчезла. В условленном месте её ждал всё тот же Алан, который и проводил сюда, в убежище, где скрывался пока что Ян. Вот только надежды на то, что удастся побыть только вдвоём, — хоть какое-то время, — не оправдались. Правда, ей придётся вернуться. Чтобы готовиться снова выйти на работу, давать показания детективам и, конечно, кормить Оскара.
Это место было обустроено, как квартира. Места здесь было даже больше, чем в квартире Яна или Лауры. Разве что, конечно, не было окон. Но зато были двери. И сейчас в них постучали, условленным стуком (хотя кто тут мог ещё быть?), и Ян встал, чтобы открыть. А через мгновение уже пожимал руки Алану и лейтенанту Лекару. Последний явился один, без коллег, чем подтвердил, что придерживается договорённостей.
— Я думал, ты будешь хуже выглядеть после такого, Мартинес, — одновременно пошутил и сделал комплимент подчинённой.
— Мне уже лучше, сэр. Думаю, скоро буду в норме. И вернусь.
— Как знаешь. Не буду ни торопить ни отговаривать, — улыбнулся лейтенант. А Ян вмешался:
— Так что же там происходит?
— Вам, можно сказать, повезло: Дэвис молчит. Не рассказывает о том, как убивал, а значит, не объясняет, почему. Соответственно, и о вашей организации не рассказывает тоже. Зато улик там, на месте, нашли множество.
— Он что, не уничтожил их? Уж полицейский-то должен знать, как ведётся следствие! — удивилась Лаура. Ей самой опыт на службе помогал в конспирации. Правда, она тут же о заданном вопросе пожалела: это было всё-таки нарушением субординации. Однако Лекар никак на это не отреагировал. Или считал, что ситуация чрезвычайная, и для чинопочитания не место, или полагал, что это не имеет значения, когда они не на службе. Это он сам в гостях у этих людей, и, на самом деле, даже не понимает полностью, есть ли в пребывании здесь риск… Хорошо хоть, что пистолета в руках у этого Хенриксона сейчас нет. Наверно, лежит где-то в ящике рядом. А сейчас оставалось только пожать плечами.
— Наверно, он не думал, что кто-то сможет найти это место. Нам даже удалось обнаружить доказательства, как он вмешался в городскую транспортную систему, — ещё придётся узнать, кто его этому научил. Это довольно сложно технически…
— Для чего? — снова поинтересовалась Лаура.
— А как, ты думаешь, оказалась в этом месте? Он не на руках тебя нёс, а использовал грузовую тележку, запрограммированную на нужный маршрут. И других так же. Наверху, прямо на месте нападения, он убивал, кажется, только Конради, его помощницу и Кранца. От остальных ему нужно было что-то узнать… И знает он, вероятно, очень много. Но не говорит… Сказал только, что ему всё равно, а в тюрьме жить можно.
— Надо было его … пристукнуть при задержании, — проворчал Алан. В присутствии лейтенанта он всё ещё закрывал лицо. — А то, действительно…
— Мы так не работаем, — прервал его Лекар. — Наша задача не покарать, а обеспечить безопасность общества. Хотя вам так, конечно, было бы спокойнее. Ну, так вот, он и … принадлежности свои так же туда завозил. Некоторые из них — довольно громоздкие. Не говоря уже о том, что для своих преступлений он пользовался информацией, которую получал на службе. В частности, знал о ходе расследования, и о том, что подземные помещения никто не проверял. Возможно, потому и не уничтожал улики. Рассчитывал сделать это, когда понадобится. Если бы, например, я об этой версии доложил по команде, у него было бы время… Короче говоря, не отвертеться ему. И заговорит он, рано или поздно. Никуда не денется…
— Лучше бы поздно, — заметил Ян. — Но если он молчит, то мы и не знаем, почему он начал это делать?
— Кое-что знаем… Мы у него дома обыск провели, и в кабинете тоже. Наш капитан, оказывается, не зря в полицию служить пошёл, и карьеру там делал. Борьбу с нарушителями он видел, как спасение планеты от человека. Если кто-то выходил хоть немного за рамки, считал, что хуже ничего нет, что это возвращает времена, когда человек нёс смерть. Такие записи мы у него нашли. Смерть планете, смерть другим людям…
— В общем, был святее Папы Римского, — резюмировал Ян. — Считал, что человек должен быть … как можно более ничтожным. Ничего не делающим, ничего вокруг себя не меняющим. Таким, что, когда он умрёт, никто и не заметит, что он жил…
— Да. Хотел, чтобы ничего не менялось, во всяком случае, в худшую, по его мнению, сторону. А вы, кажется, с этим не согласны. Мне кажется, вам пора выполнить своё обещание и рассказать, чем вы, собственно занимаетесь…
— Хорошо, лейтенант. — Ян кивнул. Он понимал, что полицейский прав: держать его в неведении дальше просто неприлично. — Я начну… А вот Алан дополнит, если что. Вам это покажется странным, но я здесь недавно, и о прошлом знаю, наверно, меньше всех. Меня интересует будущее…
— Да что же это происходит, чёрт побери?
Начальник был недоволен; это было очевидно. Вот только Антуан Гам не мог понять: он-то тут причём? Это же не он — убийца. Какому-то полицейскому повезло, он поймал преступника. Конечно, то, что этим преступником оказался другой полицейский, причём высокопоставленный, — это очень плохо. Авторитет полиции, а с ней и других городских служб, сильно пострадает. Это Антуан понял сразу, как только его ввели в курс дела.
— Судя по всему, убийца обезврежен, сэр. Хотя бы в этом отношении мы можем вздохнуть свободно.
— Да. Только сделала это полиция. Арестовала своего же человека. А мы тут причём? Мало того. Он оказался одиночкой, вроде маньяка. А где та организация, к которой он, по-вашему, должен быть причастным?
Антуан, однако, сдаваться не собирался. Он удивлялся сам себе, тому, как держится пред начальственным гневом, и как готов отстаивать свою точку зрения.
— Причастным можно быть по-разному. Он убивал именно членов организации, — или, во всяком случае, стремился к этому. А вот почему? Хотел прекратить их деятельность? Или сам был одним из них, и хотел захватить власть, убивая конкурентов? Тут нам придётся подождать, пока он заговорит. Или продолжать наше собственное расследование. В конце концов, такая организация, — дело не полиции, а наше, не так ли?
— Да. — С этим начальник спорить не мог. — Только с какой стороны теперь подойти?
— А вы обратили внимание, сэр, что этот Хенриксон пропал? Как когда-то Конради. А теперь и его любовница из полиции, которую хотел убить этот Дэвис. Её нет на службе, она взяла отпуск, — после такого это объяснимо. Но её идентификатор тоже нигде не «светится». Как и Хенриксона.
— Вы полагаете, это меня обрадует?
— Не думаю, сэр. Но … она тоже исчезла, вместо того, чтобы либо лечиться, если ей нужно, либо активно участвовать в расследовании. Всё это о многом говорит.
— И что вы предлагаете делать?
— Ждать, когда кто-то из них объявится. Это же не Конради, который двадцать лет был на нелегальном положении. Эти двое так не смогут. — Антуан Гам был убеждён, что понимает своего главного врага, Яна Хенриксона. — Они вернутся. Или что-то предпримут. Так что нам нужно, во-первых, ждать, а во-вторых, пристальнее прежнего следить за любой подозрительной активностью в городе.
— Пассивная позиция? После таких событий? — в голосе начальника была даже не злость, нет, — в нём было удивление.
— Иногда это лучшая тактика, сэр.
Впрочем, оба понимали, что сейчас сделать что-то другое всё равно невозможно.
Но Антуан Гам предпочёл не озвучивать начальнику своего ощущения. Именно ощущения, потому что это не было логическим выводом, он просто чувствовал это: за всем этим последует что-то значительное. Какие-то изменения, и вопрос был только в том, в каком масштабе они произойдут. Им, — и полиции, — придётся менять всю правоохранительную практику из-за этой организации? Или … изменится сама жизнь города? А может быть, и не только?
