Пожилая женщина устало усмехнулась.
— Да все же видели в школе, что ты неравнодушна к Роману, ну а если и он к тебе — что может быть лучше? Роман в последнее время стал просто замечательным парнем. Работает, не хулиганит, взялся за ум.
— Я тоже так думаю…
Мобильник на столе зазвонил неожиданно резко. Таня взяла трубку.
— Ну что тебе, пап? Когда вернусь? Достал ты меня уже своими вопросами! Ты знаешь, что Катю Потапову похитили бандиты? Роман помогает Потапову, а мы тут с Федором Петровичем сидим и ждем. Будешь орать — я совсем не приду домой, понял? Федора Петровича тебе не дам, он и так весь расстроен. Евдокия Андреевна тоже с нами, понял? Нет, приезжать не надо, я в порядке, а вот Катя и Роман… Иван тоже… Мы тут сидим и ждем. Все, больше не звони, я сама.
Таня выключила аппарат, бросила его на стол. В это время в кухню вошел Федор Петрович с холодной жареной курицей на тарелке.
— Вторая Катерина, — сказала ему Евдокия Андреевна.
— Таня?
— Ну а кто же? По-моему, лучшей девушки для вашего Ромки и предположить трудно, Федор Петрович.
— А я и не предполагаю. Вот курица, правда, холодная, если хотите, разогреем…
— Сойдет и холодная. Танюша, налей-ка еще. Ох, что-то тревожно у меня на сердце… Катюша в положении, а Иван, так прямо озверел… Что ж это за гады такие?
— А Ромка тоже помчался помогать… — всхлипнула Таня.
— Будем держаться, будем надеяться, — с горькой улыбкой сказал Федор Петрович.
Иван быстро подошел к двери хаты, изрешеченной автоматными пулями, толкнул ее. Дверь была не заперта и легко открылась. Резкий запах свежей крови ударил в нос. Краем глаза Иван заметил трупы на глиняном полу хаты, но главное — прямо перед ним стоял страшный зверь с красными глазами, тот самый, который пытался его убить в доме Леонида Поликарповича, в которого выпустил всю обойму — и хоть бы что, а потом в старом карьере… Его Иван ни с кем не мог спутать и поднял пистолет, в стволе которого была первая серебряная пуля. Но зверь смотрел спокойно.
— Ты кто? — спросил Иван. — Ты… что все это значит?
Громадные лапы, тупая морда, наполовину красная от человеческой крови, жуткие красные глаза… И — тишина в ответ. Малейшее движение, и Потапов бы выстрелил, но зверь просто смотрел на него, и в его взгляде не чувствовалось злобы. Он словно хотел сказать — видишь, как я помог тебе?
И это Иван понимал отчетливо. Ему ли не знать, как он выглядит, когда хочет убить! Сейчас — не хотел. Его не хотел убить, а бандюков растерзал так, что…
— Зачем ты это сделал? Хотел помочь мне? Кто ты? — негромко спросил Иван, чувствуя, как гулко колотится сердце в груди.
Зверь резко повернулся и в два прыжка вылетел из хаты в то же самое окно, через которое проник сюда. Теперь проем стал значительно шире, часть саманной стены и правда была проломлена. Иван не стал стрелять в него. Этот зверь не был его врагом, скорее наоборот, помогал.
— Катя! Катюша! — крикнул Иван.
— Ваня, я здесь, в погребе! Они ничего плохого мне не сделали, но хотели, чтобы я вышла, а я не стала, спряталась. Они стреляли, но не могли достать меня. Что там случилось, Ваня?
— Все хорошо, Катюша, милая моя… любимая… Подожди, сейчас я тебя вызволю.
Потапов только теперь смог оценить обстановку в хате. Вот Краснуха, горло перерезано, как у Мошки и Гусляра. Вот пожилой армянин, вероятно, Ашот — то же самое. А два здоровенных мужика — телохранители, рядом с ними валялись автоматы. Оба превратились в куски кровавого мяса…
Это ж какую силу нужно иметь, чтобы так ударить когтем? И какую скорость, чтобы управиться с четырьмя, трое из которых вооружены? Хотя… пули ему нипочем, это же понятно…
В углу сидел Качура, с синяками на морде и ртом, заклеенным скотчем, глаза у него едва не вылезали из орбит от ужаса, сдавленное мычание нарушало зловещую тишину. Его Иван не стремился освобождать, но… это ж какое понимание нужно иметь, чтобы не тронуть хозяина хаты?! Сообразить, что Качура не помогал бандитам, за то и пострадал?
— Ваня, я была дурой, я люблю тебя, прости меня, Ваня! — кричала из погреба Катя.
— Я тебя тоже люблю, Катюша, пожалуйста, успокойся, я спущусь к тебе. Все самое страшное позади, я иду к тебе.
Иван открыл деревянную дверцу погреба, спрыгнул вниз, обнял жену.
— Ва-ань, тебе еще нужна такая дура? — всхлипывая, пробормотала Катя, обнимая его.
— Только такая дура мне и нужна. Что они с тобой делали?
— Да ничего. Спросили, где наркотики, а я откуда знаю? Сказали, посиди в погребе, подумай. Кстати, Качура возмутился, сказал, чтобы немедленно уезжали, но его, кажется, побили. Он не виноват, Ваня…
— Ты себя нормально чувствуешь?
— С таким-то мужем? Да просто отлично.
Она страстно поцеловала его в губы, потом отстранилась, глядя влюбленными глазами. Иван на мгновение снова прижал ее к груди, замер, жадно вдыхая знакомый аромат каштановых волос.
— А теперь слушай меня внимательно. Ты не должна видеть, что там творится, поняла?
— Почему, Ваня?
— Потому что ты в положении.
Потапов достал из заднего кармана джинсов носовой платок, завязал Кате глаза и подтолкнул ее к лестнице. Когда она выбралась из погреба, он тут же оказался рядом, обнял ее и торопливо вывел из хаты.
— Вань, а что там такого страшного, а?
— Потом расскажу, когда родишь.
— Ладно, только не забудь.
Иван вывел Катю из хаты, снял платок с ее глаз. Навстречу шагнул Дунайцев.
— Что с Володькой?
— Надеюсь, обойдется. Ранение в грудь, но был в сознании. Спрашивал, освободили Катю или нет.
— Он такой замечательный парень… — сказала Катя.
— Я его засунул в «уазик» и велел водителю рвать в райцентр. Надеюсь, довезет. А что там, в хате?
— Трупы, — сказал Потапов и вспомнил, что Качуру так и не развязал, сидит, бедолага, в углу, с губами, замотанными скотчем, и мычит…
— Качура не козел, его он не тронул. Пойди освободи мужика, мне было не до него, сам понимаешь. Заодно и сам посмотришь, потом не будешь стонать — не верю…
— Я давно уже верю.
— Кто тронул, Ваня? — спросила Катя.
— Потом все расскажу тебе, моя ревнивая девушка. А пока — успокойся, дыши полной грудью. Дождь идет, но это все же лучше, чем сидеть в доме отца.
— Кто бы сомневался! — сказала Катя и снова обняла Ивана.
Дунайцев нерешительно шагнул в сторону хаты, остановился. Идти внутрь не хотелось, кто знает, как далеко ушел зверь, а у него ведь нет специальных пуль в обойме!
Он вошел посмотрел и тут же отвернулся, содрогаясь в рвотных конвульсиях. Потом, вытерев ладонью влажные губы, разрезал веревки, вытащил Качуру из хаты. Уже на воздухе сорвал скотч с губ Качуры, толкнул его вперед, к Ивану, а сам остановился, с трудом сдерживая рвотный спазм.
