— Мы сейчас направляемся по одному адресу, который, по-видимому, чрезвычайно важен и который, возможно, приоткроет нам завесу тайны. Сейчас очнется Сайрус. О том, что произошло, точнее, мое вмешательство он помнить не будет. Я прошу вас, Дмитрий, доиграть вашу незавидную роль пленника до конца. Не волнуйтесь! Если вы не будете лезть на рожон, с вами ничего не должно случиться. Совершенно очевидно, что вы нужны ему живым. У него было полно возможностей вас прикончить, извините за прямоту, но он этого не сделал. Мне кажется, что разгадка связана с этим адресом… Давайте посмотрим. Потом мы что-нибудь придумаем. Поверьте мне, варианты вашего возвращения есть! Не простые, но есть. Да и потом, я буду рядом…
Дмитрий молчал. Очевидно было, что Четырнадцатый — его единственный шанс к спасению. В искренности его слов и намерений Дмитрий не сомневался. Как и в опыте.
«Вообще-то он, как „старший по званию“, мог бы просто приказать…» — подумал Дмитрий. Молодой человек, который общался с ним на равных, стал ему еще более симпатичен. Дмитрий снова с тоской посмотрел на свой бесполезный айфон, которым Четырнадцатый для убедительности хлопал по ладони во время своей речи.
С экрана айфона ему как ни в чем не бывало улыбалась своими чувственными губами «его» пропавшая Ленка. Дмитрий вздохнул.
— Как скажете, Четырнадцатый! — коротко ответил он.
Молодой человек с облегчением убрал телефон Дмитрия к себе в карман.
— Только я хотел спросить… — начал Дмитрий.
— Что? — отозвался молодой человек, приторочивая опять накладную бороду.
— Вы сказали, в айфоне есть особая функция…
— А это… Ну да… Когда выставляете дату перехода, поставьте еще и время… но только по нулям. И тогда все вокруг замрет. Но — и в этом-то и заключается большое удобство — ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ вас! Точнее, мир не замрет, просто всё замедлится в сотни раз! И помните, когда я говорю «всё», я имею в виду всё! Замедлится даже движение молекул воздуха. Так что дышать в этот момент будет затруднительно… Но если вы можете задерживать дыхание, то за эту, скажем так, паузу можно… как минимум очень многое успеть, а как максимум — даже спасти себе жизнь! Поверьте, много раз проверено.
Молодой человек закончил свой камуфляж и, осторожно развязав неподвижного Сайруса, смотал веревку, и убрал ее в карман. Затем, ободряюще подмигнув Дмитрию, бесшумно выскочил из кареты и прикрыл за собой дверцу.
Экипаж качнулся, когда он устраивался на своем «водительском сиденье», и вскоре карета вновь покатилась по улице как ни в чем не бывало.
Глава пятнадцатая
Аудиенция
1788 год. Санкт-Петербург
Шелихова была права, разъясняя еще зимой молодому Резанову причины, по которым она считала свое присутствие на приеме у императрицы излишним. Ожидавшая увидеть такого же бородача, с брюхом наперевес, каким предстал когда-то ее взору Голиков, императрица была приятно удивлена статью Шелихова. Перед ней стоял высокий, плечистый господин, по-другому и не скажешь, одетый в камзол дорогого английского сукна, с атласной, прошитой серебряной ниткой жилеткой, из-под которой выглядывала белоснежная манишка. Длинные ноги обтягивали чулки до колена, искусно перехваченные черными бантами. Коричневые английские туфли с серебряными пряжками довершали его внешний облик. Лицо Шелихова в отличие от лоснящейся физиономии Голикова было гладко выбритым. На голове ладно сидел напудренный парик с заплетенной в косицу черной шелковой лентой. Парик выгодно оттенял его обветренное и загорелое лицо. В общем, выглядел Шелихов так, как и полагалось капитану, только что вернувшемуся из заморских странствий.
Аудиенция прошла в целом успешно, хотя царица была неразговорчива. Дав возможность мореплавателю самому поведать о своих приключениях, императрица, прикрывая кулачком зевоту, терпеливо выслушала еще раз то, что она уже и так давно знала из донесений, писем и отчетов ее кабинета.
Коммерц-коллегия, потрясенная презентацией Якоби, единогласно утвердила передачу открытых американских земель компании Голикова — Шелихова в полноправное и единоличное владение, с предоставлением долговременного кредита в двести тысяч рублей без каких-либо налоговых удержаний на разработку и обустройство.
Адмиралтейств-коллегия выделила флот, состоящий из двух линейных и четырех курсирующих кораблей, для охраны территорий.
Зашевелился и Синод, изъявив желание отправить в далекие земли «монашествующее духовенство, дабы закрепить успехи в деле донесения до диких народов Слова Божия».
Однако окончательное решение вопроса оставалось за императрицей, и оно удивило всех, кроме, пожалуй, Державина, который каким-то внутренним придворным чутьем своим один предугадал исход событий.
После аудиенции у императрицы прошло еще два самых томительных месяца ожидания, пока, наконец, был получен царский вердикт.
«…В качестве вознаграждения за услуги, оказанные Нам, на благо Отечества, купцами Голиковым и Шелиховым, всемерно преуспевших в открытии неизведанных до селе земель и учреждения на оных торгового и промыслового дела, Мы, государыня Всероссийская и прочая, и прочая, и пр….всемилостивейше повелеваем наградить оных купцов золотыми шпагами и медалями с Нашим ликом с одной стороны и пояснительной надписью с другой, гласящей, что сии награды были предоставлены Правительствующим Сенатом за смелость и благородство, явленные на службе Отечеству. Награды сии надлежит носить повсеместно, являя тем самым образец свидетельства благодарности Нашей и пример бескорыстного и праведного служения на благо Отечеству».
В монополии купцам было отказано. Однако было разрешено «подчинять себе вновь открытые ими территории». Флот в свете приближающейся войны со Швецией вдруг оказался совершенно необходим на Балтике. Двести тысяч обещали, однако, предоставить. Но на следующий год…
Не нужно было быть семи пядей во лбу и просить Гавриила Романовича разъяснить «сей царский указ». Всем и так было ясно, что это вежливо завуалированный отказ. Практически во всем. Державин, казалось, был расстроен более, чем остальные. Шелихов задумчиво поигрывал полученной в награду шпагой, которая в его руках казалась детской игрушкой. Наталья Алексеевна пошла, наконец, распорядиться о сборах в обратную дорогу. Петр Гаврилович Резанов тяжело вздыхал, расстроенный, что мало уже чем мог помочь своим гостям. Прискакавший специально из Пскова, чтобы проводить гостей, Николя взволнованно смотрел на Державина, который, погруженный в свои мысли, в свою очередь, смотрел в окно.
