Сколько ни придумывай планов, все они никуда не годятся. Нужен особый случай.
Только вот какой?
Щит волочился по песку, оставляя глубокую борозду. Перед Акрионом враскачку шагал Спиро, жилистый невысокий эллин. Их везли на одном корабле и вместе привели в школу.
И на рынке они, конечно, тоже стояли рядом.
Вареум, столица Тиррении, на первый взгляд показался Акриону отвратительной пыльной дырой. Второй и последующие взгляды не улучшили впечатления. Да и какими они могли быть, эти впечатления, у скованных цепью рабов, которых привезли по морю в загаженном трюме, с тем чтобы выставить на продажу тут же, в портовом невольничьем рынке?
Акрион стоял тогда на помосте под ветхим навесом, почти не дававшим тени. Мухи вились перед лицом, воздух казался мутным от жары и зловония. Помост был довольно высок, но разглядеть с этой высоты удавалось только рыночные палатки, покрытые выцветшими тентами. А за палатками терялись вдали бесконечные нагромождения двух- и трехэтажных домов.
И всё. Это был Вареум, величайший – по слухам – город, основанный гордыми тирренами. Не было видно ни храмов, ни садов. Лишь на далёком холме белела приземистая колоннада. И возвышалась посреди города, словно попирая ногами убогие кривые домишки, исполинская статуя существа со змеиной головой. Акриону она показалась даже выше афинских покровителей.
– Тиния, – буркнул кто-то рядом с Акрионом. – Главный бог тирренов. Покровитель молний, строительства, гаданий и зрелищ.
Это и был Спиро. Неизвестно, как повернулась бы судьба Акриона, если бы не этот чернявый мужик с желчными ухватками.
– Брюхо выпяти, – посоветовал Спиро тогда. – И на ногу припадай. А то живо на корабль гребцом возьмут. В гребцах больше года не протянешь. Слишком красивый.
Акрион ещё раздумывал, удастся ли провести опытных покупателей такими дешёвыми трюками, как в толпе близ помоста возникло движение. Из людского водоворота вынырнул одетый в лиловый плащ пожилой мужчина с бритой головой и шрамом на подбородке. За его спиной маячили телохранители.
– В гребцы брать пришли? – шепнул Акрион углом рта.
Сосед прислушался. Мужчина со шрамом о чем-то негромко беседовал с работорговцем – хозяином посудины, на которой их везли.
– Не, это не в гребцы. Ланиста. В школу набирает.
«В школу? – мысли разбегались, толком подумать не выходило. – Может, нужны рабы-педагоги, чтобы приглядывать за детишками, как у нас в Афинах? Несложная работа, и удрать легко…»
Бритоголовый мужчина поднялся на помост и сказал:
– Велксе – скире сен! Воины – шаг вперёд!
Акрион, как и любой, кто прошёл выучку в эфебии, умел обращаться с копьём и щитом. И, конечно, с мечом – о, лучше бы он никогда не касался меча! «Набирают в войско, – пронеслось в голове. – При чём тогда школа?.. А, ладно, лишь бы не в гребцы!»
И он сделал шаг, сморщившись, когда кандалы задели стёртую до мяса кожу на щиколотках.
– Ой, дурак, – негромко, но явственно произнёс чернявый сосед, оставшийся на месте. Акриону тут же захотелось вернуться в строй, но было поздно: бритоголовый развалистой походкой направлялся прямиком к нему. «Может, им нужны наставники по боевым ремёслам в школе? – лихорадочно соображал Акрион. – В любом случае, быть воином лучше, чем гребцом. Воинов не приковывают к веслу. Не заставляют годами жить в вонючем трюме. Воину, опять-таки, легче украсть оружие и сбежать…»
Покупатель подошёл к Акриону. Пощупал бицепсы, хлопнул по животу, так что сами собой напряглись мышцы. Бесцеремонно ухватил за нижнюю челюсть, повернул из стороны в сторону лицо, покрытое разноцветными синяками.
– Драться обучен, крейке? – спросил он. – Вижу, дрался.
Акрион кивнул.
Бритоголовый хмыкнул. Ступил в сторону, задержался перед чернявым соседом. Тот ссутулился, съёжился и, кажется, больше всего сейчас хотел стать невидимым.
– Ты тоже крейке, – сказал человек со шрамом, оглядывая его. – Не старый. Уши переломаны. Значит, воин. Все крейке – хорошие воины. Беру.
– В Тартар тебя, полудурок неуёмный, – заворчал сосед, когда покупатель отошёл подальше. – Из-за тебя оба подохнем! Вот что тебе было на месте остаться?
У него действительно были сломаны ушные хрящи: похожие на сушёный инжир, они выдавали во владельце опытного борца. Носу тоже досталось, и, как видно, не раз – кончик глядел на сторону.
– Куда нас взяли? – прошептал Акрион, понимая, что снова что-то сделал не так.
– Скоро увидишь, болван, – сплюнул сосед. – Сам всё и увидишь.
С тех, кого выбрал бритоголовый, сняли ножные кандалы и надели взамен ошейники, скованные единой цепью. Народу набралось около двух дюжин, и только двое оказались «крейке» – так здесь называли эллинов. Акрион и Спиро. Затем был долгий, медленный поход по Вареуму, полный жажды, жары и боли от ран. И только когда они взошли на тот самый холм, который был виден с помоста, и прошли под колоннаду, и увидели тех, кто тренировался во дворе…
Вот тогда-то Акрион всё и понял.
Отчаяние родило злобу, злоба помогла победить в испытательном бою. Отчаяние и злоба помогали каждый день на протяжении всего времени, что довелось провести в школе. Они стали настоящими друзьями Акриона – отчаяние и злоба. А врагом стала тоска. Тоска по родителям, по свободе, по Элладе.
По Кадмилу.
Кем бы он ни был.
«Бессмертная кровь, – думал Акрион, сидя за обеденным общим столом и глядя на грубо оструганные доски. – Влага, какая струится у жителей неба счастливых. Бессмертная кровь… Белого, белого цвета, я точно видел. Эти подонки – они тоже увидели. И испугались, когда поняли, что, возможно, убили бога. Но разве бога могут убить смертные? А Кадмил умер, совершенно точно умер. Кто же он был на самом деле? Неужели я с самого начала оказался прав, и меня всё это время дурачил ловкий плут? Но он летал! Творил чудеса! Открыл мне правду о семье, помогал, не раз спасал от гибели. Мы с ним удирали от погони и тащили статую в храм. И у него была белая кровь…»
На обед, как всегда, дали густую похлёбку из ячменной каши и бобов, разваренных до состояния лохмотьев. За два месяца Акрион успел возненавидеть эту бурду всем сердцем. Кормили от пуза; повара до краёв наплескивали в чашки комковатое варево, чтобы лудии набирали вес, заплывали жирком. Опытные бойцы, учил Меттей, всегда обладают плотным телосложением, потому что жир защищает от ранений внутренние органы. Акрион не разжирел на меттеевых харчах, только окреп: сказывался молодой возраст.
Давясь, он проглотил последний комок каши. Залпом выхлебал мерзкое пойло – отвар из костной золы, который заставляли пить, чтобы меньше было переломов на тренировках. Потянулся было к чаше с сушёными фруктами, но его руку оттолкнул Спиро. Проворно сграбастав всё, что оставалось в чаше, чернявый паскудник встал из-за стола и пошёл прочь. Акрион сплюнул ему вслед, чувствуя, как зола хрустит на зубах.
До послеобеденных занятий оставалась пара часов. Хотелось провести это время в покое и одиночестве. И, по возможности, в тени.
Акрион вышел из столовой и поплёлся в угол двора, туда, где под невзрачными акациями лежали вповалку товарищи. Мысли бежали по привычному кругу. «Если Кадмил убит, значит, он не был богом. Допустим; тогда все мои приключения от начала до конца – плод хитрости ушлого пройдохи, который притворялся Гермесом. Но зачем ему это? Что он мог выгадать от того, что я взошел бы на трон? И откуда тогда чудесный меч, волшебный амулет, керикион, стреляющий молниями?..»
Эх, полно, да не приснилось ли ему всё? Меча больше нет, амулет сорвали с шеи разбойники у храма Аполлона Дельфиния – не помог даже морок, обращавший драгоценность в жалкую побрякушку. А керикионом Кадмил не смог воспользоваться в тот самый миг, когда это было нужней всего. Акрион вновь ощутил полузабытый ужас; вспомнилась голова, что катилась по залитым белой кровью ступеням. Но ужас этот был смазанным, притушенным. Возможно, он оплакивал бы Кадмила горше, если бы не проклятая жара, муштра, дерьмовая кормёжка и перспектива умереть на чужбине от рук незнакомцев под рёв толпы.
