— Советская зона, Германская Демократическая Республика, застряла у меня, как кость в горле, — Келли стукнул кулаком по столу.
— Рано или поздно этот орешек тебе придется раскусить, — сказал ему Гаррис.
— Я за реальный подход к делу, — сухо заметил Лайт. — Что нам нужно с военной точки зрения? Сотни отмобилизованных дивизий, придвинутых к советской границе.
— Правильно, — бросил Гаррис.
— Но этих дивизий у нас нет, и неизвестно, когда они будут…
— Они будут, — вставил Прайс.
— Допустим, будут, — продолжал Лайт. — Но прежняя ситуация все равно не повторится; для того, чтобы добраться до советской границы, им надо с боем пройти территорию двух давно готовых к нашему нападению государств.
Келли пренебрежительно махнул рукой.
— Восточную Германию я беру на себя.
— Громкие фразы всегда находятся в противоречии с чувством ответственности, — сказал Лайт. — Что, собственно, мы можем взять на себя? Начать военные действия? Это-то не трудно… И получится у нас тут Корея номер два.
— Русские вряд ли полезут, — заметил Гаррис.
— Думаю, что вы ошибаетесь. Да если бы они и не полезли, у Восточной Германии имеются сейчас сильные соседи на юго-востоке, они-то, наверное, придут на помощь немцам по ту сторону Эльбы. Я лично в этом ничуть не сомневаюсь. А что все это будет означать? Вместо того, чтобы бросить наши армии на Восток, мы застрянем здесь, а армия, созданная нами в Западной Германии, прежде чем добраться, скажем, до Вислы, будет вести братоубийственную войну у себя дома, в долине Рейна, на Эльбе, у Одера. Что же получится? Если мы будем сидеть сложа руки и ждать, пока кончится война тут, на территории Германии, то мы рискуем очутиться в такой ситуации, при которой начать войну против Советов будет самоубийством. Если же мы обрушим на Советы атомный удар с воздуха одновременно с вторжением в Восточную Германию, действия авиации не получат поддержки армии на суше и будут по сути дела не только бессмысленны, но и преступны по отношению к самим себе.
— Что же вы предлагаете? Сосуществовать? — Гаррис не скрывал своего озлобления.
Лайт снова уклонился.
— Я предлагаю не доверять слепо опыту гитлеровских генералов, — сказал он.
— Новая Корея? — произнес Прайс. — Тоже будет неплохо… А там видно будет…
Прайс неуклюже встал:
— Я спешу.
Келли сказал предупредительно:
— До поездки на маневры у нас имеется еще время, сэр. В Пфальце вы увидите в действии атомную артиллерию…
— Прочти, Джо, — и Прайс подал ему вынутые из бокового кармана документы.
— Карл Функ! — Келли был приятно поражен. — Давно, давно пора выпустить его из тюрьмы. Функ — это…
— «Тигры», «пантеры», «фердинанды», — перебил его Прайс. — Знаю. Именно поэтому я сам буду присутствовать при объявлении Функу решения об его освобождении.
— Как, вы поедете в тюрьму? — удивился Келли.
— Безусловно. И поеду туда немедленно.
Келли взглянул на огромные, стоявшие в углу кабинета часы.
— Просил бы отложить наш визит в тюрьму на пару часов, сэр, тогда я имел бы возможность познакомить вас с результатом работ другого заключенного, генерал-лейтенанта Дрейнера. Ваши указания он выполнил — разработка плана закончена.
Прайс оживился.
— Об этом никто не знает?
— Ни одна живая душа.
— Великолепно! А я боялся, что Дрейнер все еще сидит над своей фамильной картотекой.
— Ему было не до того. А вообще-то, скажу я вам, немцы большие мастера по составлению картотек. — Келли рассмеялся.
— Я слышал о картотеке беженца из Прибалтики, Альфреда Розенберга, — сказал Прайс.
— В нее были занесены фамилии трех миллионов евреев, подлежащих уничтожению, — пояснил Келли.
— У гестапо, — вмешался Лайт, — была составлена картотека на пятьдесят миллионов опасных или внушающих сомнение немцев.
— Поистине шедевр! — вскричал Прайс. Он не понял иронии Лайта.
В открытое окно репродуктор донес очередное радиосообщение: «По приказу американских властей, пересмотр дела бывшего врача концлагеря в Саксенгаузене госпожи Ильзы Грубер отложен на месяц. В свое время госпожа Ильза Грубер была осуждена на смертную казнь за так называемые военные преступления».
— Ты не знаешь, что это за особа? — спросил Гаррис Келли.
— Как не знать… — усмехнулся тот. — Твое счастье, что ты не имел случая познакомиться с ней, возможно, это из твоей кожи она выделала бы абажур для настольной лампы.
— Почему же она до сих пор жива?
— Не только жива, но и на свободе. Я предоставил ей отпуск, — хладнокровно сообщил Келли. — Она нужна нам.
— Вообще?
Келли хохотнул.
— Не вообще, а совершенно конкретно.
— Черт знает что, не женщина, а людоед — и на свободе!
— Ильза Грубер нужна главным образом вам, сэр, — обратился Келли к Прайсу. — От нее в значительной мере будет зависеть выполнение сверхсекретного плана генерал-лейтенанта фон Дрейнера, разработанного по вашему поручению.
Келли сболтнул лишнее.
— Пора ехать в тюрьму, — сердито прервал его Прайс и направился к двери.
— До вечера вы свободны, — обратился Келли к Лайту и вместе с Гаррисом бросился вслед за Гарольдом Прайсом.
— Что там, Швальбе?
— Опять он, господин майор.
— Что он делает?
— Слушает.
— За каким дьяволом ему понадобилось шататься возле тюрьмы?
— Не знаю, господин майор.
— Пойди и надавай ему по шее.
— Нельзя, господин майор.
— Что ты сказал, Швальбе? Повтори.
— Я один не справлюсь с ним, господин майор. Он отчаянный парень. С ним лучше не связываться. И… Мне известно, что он не расстается с револьвером.
— Кто он?
— Депутат ландтага Герман Гросс.
— Ах, этот… Ну, черт с ним!
Сквозь скрежет и грохот, неожиданно возникший в репродукторе, послышался отрывистый, как команда, голос диктора:
— Господа, внимание! В город только что вступила прославленная американская бронетанковая дивизия «Ад на колесах». Солдаты дивизии имеют опыт войны в Корее.
— Ура! Еще одна наша дивизия…
— Потише, господин майор, он еще не кончил.
Действительно, диктор продолжал:
— По приказу американских властей из Ландбергской тюрьмы за хорошее поведение досрочно выпущены сорок шесть так называемых военных преступников. Повторное рассмотрение дела Ильзы Грубер отложено на месяц.
Репродуктор умолк.
— Швальбе, что делает этот депутат Гросс?
— Слушает… Он, кажется, рассержен.
— Каналья! Идем дальше.
