— Мы полагаем, что у нацистов есть копье Лонгина.[65] Добавьте к нему Камень Семи Звезд, и они смогут побить Ковчег Завета.[66] Чтобы справиться с ними, нам понадобились бы Экскалибур и Святой Грааль.
— И Мальтийский сокол? — спросил я.
— О, это тоже реальный предмет. Он и поныне у рыцарей-тамплиеров. К настоящему времени он, возможно, и заряжен какой-нибудь из меньших сил. Нет нужды возиться с ним. Верно, Джиз?
Парень с именем Джиз кивнул. У этих людей было свое запутанное секретное дело, в которое я влезать не хотел.
Возможно, по мне не скажешь, но я знаю, что такое копье Лонгина. Известное также как дьявольское Копье. А про Экскалибур и Святой Грааль слышали все. Из всего этого можно было сделать вывод, что за штука предположительно этот Камень Семи Звезд.
— Камень у Маунтмейна, — прогудел судья Персивант. Голосок у него был такой, что мог переполошить всех койотов в каньоне. — Все пропало.
— Может, камень и у него, — сказал Уинтроп. — Но это еще не все. Известно, что извлечь его из сосуда — дело сложное. Мы знаем, что это должно быть проделано на рассвете, в том самом загадочном Белом доме из пророчества. Дядя Маунтмейна не сумел этого сделать, вот почему мы здесь спустя столько времени. А последние двадцать лег изменили ауру камня самым непостижимым образом. Подумайте, как жил Джон Бэрримор. Взлеты, падения, триумф, унижение, отчаяние. Какую роль сыграл в этом сам Бэрримор, а какую — камень? И как повлиял на средоточие магической силы весь этот опыт?
Уинтроп был взволнован, тогда как остальные члены компании — испуганы. Может, он был более проницательным, чем они. А может, сумасшедшим.
— Нам надо быть в Вашингтоне, — хмуро сказал Финлей. — Здесь мы эту штуку упустили. К рассвету мы должны быть там. В опасности может оказаться сам президент.
Он не убедил Уинтропа.
— Вашингтон у нас прикрыт. И Северная Африка. И Мезон Бланш в Новом Орлеане.
Финлей прикончил очередную сигарету.
— Этот камень, — уточнил я. — Вы говорите, он в сосуде?
Уинтроп с готовностью кивнул.
— Что это за сосуд?
— О, тело Джона Бэрримора, разумеется.
Около полуночи я снова сидел в своем офисе в Кахуэнга-Билдинг, обзванивая больницы и морги и выясняя, не занесло ли к ним лишнего покойника, до странности знакомого, если посмотреть на него в профиль. Самое подходящее занятие для детектива, чертовски нудное и бессмысленное при этом.
Кто-то — скорее всего, этот тип Беннет Маунтмейн — забрал Джона Бэрримора, а внутри Великого Профиля находится редкий и невероятно ценный камень. Конечно, если Маунтмейн вырезал «Семь Звезд», а тело выбросил где-нибудь на свалке, где я смогу найти его. Тогда я сумел бы достойно и в точности выполнить задание. Лорре ведь хотел получить обратно тело, а не какую-то мифическую бесценную штуковину, спрятанную внутри него.
Моя подозрительность еще не дошла до того, чтобы гадать, знал ли Лорре про Камень Семи Звезд. Злодеем-заговорщиком он был лишь в кино.
Покончив со звонками, я прошелся по нескольким барам, где околачиваются репортеры, и потратил часть денежек Лорре на покупку выпивки и выкачивание информации. Вообразите себе газетчика, который вынужден торчать в Лос-Анджелесе, в то время как все приличные сочинители удрали отсюда, чтобы стать военными корреспондентами, и который к тому же еще и пьяница-полуночник.
Я знал таких парней немало.
Натолкнувшись на двойника Милтона Парсонса в пресловутом морге братьев Пирс, я гадал теперь, не удастся ли мне повстречать подходящего стукача, брызжущее слюной подобие Элайши Кука-младшего, хитрого маленького человечка с печальными глазами, знающего про план заговора и готового обменять его на задушевную беседу. Разумеется, отыщи я Элайшу, это, скорее всего, закончилось бы, к примеру, его ужасной смертью уже сегодня на рассвете.
Но такое получается не всегда.
Никто даже не слышал про Беннета Маунтмейна.
Я вернулся в свой офис около трех и обнаружил, что меня ждут. Я сам угодил прямиком в засаду. Кулак врезался мне в живот еще до того, как я успел снять шляпу. Кто-то попытался, не расстегивая, стащить с меня плащ, дернув его с плеч вниз и превратив в импровизированную смирительную рубашку. Когда меня связывали, я услышал, как трещит мой щегольской макинтош.
Оказалось, что злодеи — два бледнолицых головореза в потрепанных пальто. От них смердело, как от тигуанских шлюх, но в них не чувствовалось ничего от гомиков. Этим запахом они заглушали другой запах. Знакомая песня.
В моем кресле сидел мужчина с пистолетом. Это был хороший пистолет, автоматический. Мужчина продемонстрировал его мне, не целясь никуда конкретно, крутя за спусковую скобу. Мне удалось заметить, что он снят с предохранителя. Мой посетитель был готов совершить то, что принято называть загадочным убийством в запертой комнате.
— Я ждал двадцать лет, — сказал мой гость.
У него был ирландский акцент, мягкий, но зловещий. Я знал, кто он, но не стал этого говорить.
— А прежде мой дядя положил на это всю жизнь. Быть так близко от цели и упустить ее. Ты хоть представляешь, глупый детективишка, на что может толкнуть человека такое разочарование?
Я как раз пытался что-нибудь сообразить, когда пистолет выстрелил. Пуля ударилась в мой шкаф для картотеки, оставив на нем вмятину и заставив полупустую штуку звенеть, будто колокол в форме гроба. Потом она срикошетила в мою сторону и угодила в мясистое плечо одного из державших меня.
Тот не издал ни звука. Даже не шелохнулся. Я увидел, как по его рукаву стекает медленная струйка темной крови. Полное отсутствие реакции пугало.
Теперь Маунтмейн прицелился. В меня.
— Где он? — спросил он.
— Теперь я скажу: «Я не знаю, о чем вы говорите», а вы усмехнетесь: «Конечно знаешь, глупый детективишка», — мне понравилось это выражение, — и час-другой станете пытаться выбить из меня это. Ошибка этого плана состоит в том, что я действительно не знаю, о чем вы говорите.
Почему бы и не попробовать?
— Ты работаешь на клуб «Диоген», — презрительно усмехнулся он.
Его излюбленным выражением лица была усмешка.
— Я работаю на мистера Мото.
Он не спеша выстрелил в раненного им человека. На этот раз он всадил пулю ему в лоб. Шляпу сдуло с головы багровое облако. На что бы ни был сейчас похож Джон Бэрримор, этот приятель выглядел еще хуже. Дырка между бровей со стекающей из нее струйкой крови его не красила.
— Это тот, на кого я полагаюсь и кого, на некий странный манер, люблю, — сказал Маунтмейн. — А теперь представь, что я сделаю с тобой, кого я никогда не встречал прежде и кто мне решительно неприятен.
