— Так, судя по голосу, прошляпили?
— Да.
Щетинин матюкнулся.
— Как?
— Не успели.
— Что значит «не успели»?
В трубке послышался шорох, будто мембрану прикрыли рукой.
— Фролов, не финти! Нечего там подсказки слушать! Говори, как было!
Шорох прекратился.
— Обвёл нас Ельцов. В помещении аэропорта брать не рискнули. Решили дождаться на улице. А он воспользовался служебным выходом, с другого конца здания. Выскочил, сразу взял такси…
— Как это — со служебного выхода? У вас там что, полный бардак?! — рявкнуло начальство. — Нюх потеряли? Расслабились?
— Да нет, товарищ подполковник. Просто…
— Просто даже у амёбы ничего не бывает. А ты, Фролов, не амёба. Где он сейчас?
— Понятия не имею…
— То есть как это?! Совсем потерял, что ли?
— Да тут повеселее история, товарищ подполковник.
— Ты у меня веселиться в отставке будешь! Фролов, вы что там себе позволяете?
— Товарищ подполковник… Выслушайте меня! — не сдержался абонент на другом конце провода. — Я сам понять не могу, как произошло.
— Ну?..
— Ваш Ельцов взял такси. Поехал в город. Мы — за ним. Хотели машину остановить, его пересадить к нам. Но не тут-то было. Какая-то «тойота» начала такие кренделя выписывать перед нашим носом — полный беспредел. Мы влево — он влево. Мы вправо — он вправо. Мы сирену включили, а ему пофиг. Даже палец в окно показал. Эту, как его… Фак-ю.
— И вот так до города с этой «фак-ю» и ехали?
— Нет.
— Я так и понял. Решили, значит, остановить?
— Водитель оказался пьяным. В стельку!
— А Ельцов, значит, пропал?
— Я сообщил, на пропускной на въезде в город, чтобы они тормознули машину…
— И?.. Что мне, каждое слово из тебя вытягивать?
После тяжёлого выдоха донеслось:
— Такси в город прибыло без пассажира. Тот высадился перед постом. С водителем рассчитался.
— И всё?
— Да.
— Молодец, Фролов! Ничего не скажешь… Сколько хоть взял с того пьяного водилы?
— Товарищ подполковник…
— А ты к нему ещё разок наведайся. Сдери так, чтобы тебе до пенсии хватило. Понял меня, Фролов?
— Нет.
— Ну и дурак.
Сергей бросил трубку на рычаг.
«Ох, декан, декан!.. — Щетинин упал на стул, с силой откинулся на спинку. Усталость брала своё. — И какого рожна лезешь в пекло? Ведь они тебя сожрут за предательство. Не простят выход из „партии“. Станешь второй мишенью, вместе с Савицким. Ну, да и хрен с тобой, Юрий Николаевич, ты сам себе путь выбирал! Никто силком не тянул. А у нас, как ты правильно недавно высказался, сейчас поважнее дела имеются».
СЧХ глянул на стол, на котором лежала старая, истёртая папка с финансовой документацией за 1969 год. Глянул, испытывая чувство глубокого удовлетворения.
Всё предусмотрел следователь Гаджа. Кроме одного. На поисковую группу выделялись средства. И спецоборудование. На каждого. Поимённо. И все, кого Гаджа взял в поисковую бригаду, расписались в получении. И этот список он не подменил. И не потому, что не хотел или забыл. Просто не смог. Потому как списочек хранился не в общем архиве вместе с делом, а в отдельном хранилище финотдела. Куда ему, рыжему, доступа не было. И вот теперь этот пожелтевший от времени листок лежал перед Щетининым. Пятнадцать фамилий. Пятнадцать имён тех людей, кто, вполне возможно, знал тайну пропажи экспедиции Дмитриева. Тех, кто искал или делал вид, будто искал, там, где оной и в помине не было. Тех, кто хранил тайну Граматухинских гранитных блоков. И сомнений у подполковника на этот счёт уже не было.
Щетинин склонился над документом. Сорок лет спустя в живых из поисковой группы осталось трое. И один из этой троицы был не кто иной, как Юрий Николаевич Ельцов, на тот момент студент второго курса пединститута, а ныне декан геофака Благовещенского педагогического университета. Второй участник на данный момент находился в Свердловске, лежал в больнице с инсультом. А потому СЧХ его тут же мысленно откинул. И о Ельцове пока, временно, тоже забыл. Взгляд подполковника сверлил третью фамилию, стоявшую в списке. Владелец которой, как несколько минут назад выяснил Щетинин, тихо-мирно проживал в Благовещенске. В собственном доме по улице Высокой. Номер семь.
* * *
Донченко повернулся к Сашке.
— Ждите! Скоро вернусь. — Достал из рюкзака плотную маскировочную сетку, укрыл ею тела майора и старика. — И не шевелитесь. А то как два медведя в берлоге…
Пригнувшись, упругим, лёгким шагом Лёха отошёл на несколько метров, обернулся. Внимательно осмотрел местность и остался доволен результатом своей работы: заметить тела в зелени кустов, да в сумерках начинающегося вечера, да под маскировочной сеткой было невозможно. Даже с такого близкого расстояния.
Ещё сильнее пригнувшись, удовлетворённый опер растворился в зелени летней тайги.
* * *
— Мы упустили декана.
— Каким образом?
— Его пасла местная милиция. Кстати, от них он тоже ушёл. Мы помогли. Дали возможность въехать в город. Ментов по пути «скинули». Там всё чисто, не придраться, можете не беспокоиться.
— Что Ельцов?
— Бросил такси у въезда в город. Пересел на рейсовый автобус. В центре города снова взял такси. Приехал по адресу переулок Береговой, дом номер один. Частный сектор. Мы блокировали переулок с обеих сторон. Но кто мог знать, что дворы имеют между собой сообщение? Вот он и ушёл.
— Идиоты!
— Согласен. Виноват. Мало людей. Четверо задействованы в поиске Савицкого… Может, привлечь кого из «ветки»?
— Ни в коем случае! «Ветка» должна остаться в городе в полном составе. Вполне возможно, Ельцов попытается связаться с кем-то из них. Полностью блокируйте лагерь. Декан будет всеми силами стремиться к ним. Он — неуправляем. А потому ни в коем случае не должен встретиться с Дмитриевым!
— Ваш приказ можно расценить как…
— Да!
* * *
Лёха нашел овраг. В него осторожно и переместилась группа, но сырость и холод там пробирали до костей. Натянутая маскировочная сетка, скрывавшая двух милиционеров со стариком, не пропускала последние лучи уходящего на запад солнца, которые и так с трудом пробивались сквозь слой сосновых пушистых веток.
Савицкий, стараясь не шуметь и делать как можно меньше движений, натянул на себя свитер.
— Завтра спину скрутит.
— Говорите тише. — Лёха тронул старика за руку. — Впереди, в сорока метрах от нас пост. Могут услышать.
— Если не услышали до сих пор…
