Лишь один эпизод привлёк его живое внимание. Старый эвенк, которому, как позднее выяснилось, было не больше сорока лет, как и многие другие охотники, много толковал об уничтоженных и разрушенных шибко страшным огнём и учиром, смерчем то есть, чумах, животных и прочих богатствах. И упоминал он не раз учир малый. Спирт развязал язык, многословие гостя было понятным. Но образ малого смерча не соответствовал небогатой фантазии простого охотника.
Илья пытался понять, о чём идёт речь, но ни к каким приемлемым объяснениям так и не пришёл. Далёкий костёр из смолистых дров? Дым от подземного горения торфа? Столб вращающегося гнуса? Гейзер? Не понятно. Последнее предположение интересное: мог на месте глубокого погружения обломка метеорита в землю образоваться гейзер? Мог. Илья попытался уточнить: «Малый учир – это вода, вода из-под земли?» «Нет, – пытался пояснить охотник. – Ветер чёрные листья крутит и шумит, как бумага». «Как это – как бумага?» – спросил Илья. «А вот так, бае…» – ответил охотник, взял со стола листок бумаги, скомкал, и стал его мять, наполнив комнату шуршаньем. Чудно. Не понятно.
Как-то Илья зашёл в лес далековато, увлёкся, понял, что придётся заночевать на месте, опыт, к счастью, имелся. Нарубил лапника, развёл костёр по-таёжному. Холод, выползавший из мха, пронизывал все тело. Крутился, поворачивался к костру то одним боком, то другим. Ночь скоротал. Встал рано замёрзший. Решил пройтись быстрым шагом. Спугнул куницу. Когда спускался с небольшой сопки, солнце пригрело, повеселел, ожил, душа запела. «Ва-на-ва-ра!» – прокричал он несколько раз от избытка чувств… и замер.
Внизу, у подножья сопки, воображаемую тропу перекрывала тень. Не тень от дерева или от вершины сопки, нет, просто тень, сама по себе. Чёрная пелена тянулась от земли на высоту порядка двух метров, серебрилась, слегка колыхалась. Илья растерялся, он не мог понять происходящее. Тень скукожилась, заволновалась и медленно скрутилась в небольшую чёрно–серую колонну с расплывчатыми границами. Илья стоял и смотрел.
По спине – мурашки, в глубине, в мышцах – слабые уколы. Он почувствовал резкую головную боль и мягкое прикосновение к… мозгу. Словно кто-то провёл тонкой кисточкой внутри головы. Осторожно, даже нежно. И настойчиво. И как бы сказало это нежное прикосновение: не нервничай, не паникуй, все под контролем, ты – наш.
Головная боль через мгновенье прошла. Казавшееся монолитным цилиндрическое образование распалась на чёрные лоскуты, похожие на сгоревшую бумагу, и то, что было тенью, закружилось чёрным вихрем и двинулось навстречу неподвижному геологу. «Вот он какой – учир малый…»
Смерч толкнул Илью в лицо, словно ветер, несущий обрывки ткани. Он увидел свет сквозь рваные чёрные клочья, и затем перед ним предстал… обычный таёжный вид. Привиделось? Заболел? Он стоял и думал: идти – не идти? Оглянулся – пусто, зелёная сопка упиралась в синее небо. Глянул под ноги. На мху что-то блестело. Наклонился. Мягкий покров слегка продавили переливающиеся на солнце камушки–зёрна. Откуда они здесь? Уголь? Нет.
Осторожно присмотрелся, не делая лишних движений. Зёрен было три. Собрал, завернул в тряпицу, положил в карман. Надо бы рассмотреть внимательней, потом. Быстрым шагом направился к дому. Удивительная встреча выбила из колеи, требовалось осмыслить происшедшее. Чуть не заблудился, хотя находился недалеко от фактории. Спохватился, сориентировался по солнцу, вышел. Крайне устал – сказалась и длинная дорога, и необычные переживания.
Вечером при свете керосинки сел писать отчёт. Пространство маленькой комнаты тяготило. Перебрался в угол, сел по-киргизски. Несколько раз начинал – не получалось. Навалилась усталость, голова – как чугунная. Встал, развернул на столе тряпицу, осмотрел зёрна. Слегка постучал по одному из них ножом – звук как по металлу. Идентифицировать не смог. Зёрна слабо мерцали в колеблющемся свете.
Усталость парализовала руку, мозг не работал. Кратко, в несколько строк, описал события в лесу. Полусонный Илья тёр виски, бормотал: «Какие тут сланцы, кораллы–минералы… Событие мировое, великое…. Никому дела нет. Врут, скрывают…» Встряхнулся. Вспомнил…
Ещё во время подготовки первой экспедиции сотрудники Московской горной академии посетили Украинскую Академию Наук и доставили в столицу почти цельный «каменный» метеорит весом 1912 граммов с интересной, заслуживающей особого внимания, историей. Он упал в середине июня, по старому стилю, 1908 года в районе местечка Кагарлык и села Гороховатки Киевской губернии. Падение заметили крестьяне, нашли его ещё горячим и даже отбили из любопытства небольшой кусок.
В начале августа 1921 года Илья приезжал в Москву, будущие коллеги по экспедиции ознакомили его с небесным образцом. Метеорит содержал зернистые металлические соединения, напоминающий промежуточные хондриты. Форма сходна с контурами четырёхгранной би-пирамиды. Покрыт чёрной, местами блестящей, коркой…
Зёрна своим блеском и переливом цветов напомнили ему те металлические вкрапления. И упал он в середине июня 1908 года, это по старому стилю. И филимоновский – 17 июня, тоже – по старому. Совпадение? Возможно. Однако бесспорно другое – 17 июня 1908 года является кульминационным днём феноменальных, исключительных в истории астрономии ночных зорь или белых ночей. Феномен проявился повсеместно – и в Западной Европе и России, что вполне позволяло выдвинуть гипотезу о прохождении Землёй в эти дни космического облака…
Илья завернул зёрна в листок бумаги с кратким описанием встречи с «малым смерчем» – такой отчёт никуда не годился, так как не тянул даже на черновик. Обмотал исследовательское богатство тряпицей и положил свёрток в небольшую холщовую сумку с личными документами. Решил лечь спать – утро вечера мудрёней.
Возможно, он был прав – разумней написать отчёт на свежую голову. Но вмешалась её величество судьба. Утром пошёл прогуляться. Тайга не пугала, напротив – появилось чувство понимания, тайного единства. Как произошла трагическая нелепость, никто не разбирался: тайга – закон, медведь – прокурор. Илья – геолог, работал по индивидуальному рабочему плану, по сути – в одиночку, вдали от основной партии. Его нашли приваленным лесиной, он уже не дышал. Доставить домой – дело хлопотное, до Тайшета довезли с оказией, с огромным трудом и не без драматических приключений. Там и похоронили, личные вещи передали родственнице с большим опозданием – стране нужен был уголь и другие полезные ископаемые, геологи работали на износ, вдали от дома, круглый год.
…Неделя буквально летела, дни мелькали, как окна проходящего поезда. Наступила пятница. Этот день Иван Смагин определил как день размышлений и переговоров.
