Эта идиотская мысль заставила Тристано д'Альвеллу поморщиться. К дьяволу. Черубина Верджилези и Джезуальдо Белончини не были его людьми. Эти люди принадлежали к родовой знати Урбино, и кровь давала им право вращаться при дворе. Тристано торопливо вернулся мыслями к убийству.
Убийца в первом случае имел время сделать все спокойно и неторопливо, во втором — тоже успел бы замести любые следы, ведь всё, что негодяю было нужно — убрать остатки трапезы и смыть кровь с кинжала. Пока труп вылавливали из канала да пытались понять, что произошло — убийца имел в распоряжении не минуты, а часы.
Нет, свежие следы искать было глупо.
Жертвы. Черубина Верджилези была обыкновенная глупая курица. О Джезуальдо Белончини Тристано д'Альвеллатоже был невысокого мнения. Просто дурень. Завистливое ничтожество, вечно бегающее с доносами, за которые ему никто не заплатил бы и сольди. Ну, и кому нужно убивать их? Зачем? Но в кое в чём второе убийство порадовало д'Альвеллу. Похоже, Портофино, хоть и явно ошибся в утверждении, что убийца — женщина, прав был в своём предположении, что на борзой просто опробовали яд, умысла же против герцога никто не имел.
Значит, убийца всё же мужчина. Джезуальдо пригласили в комнату на его же этаже и там отравили. А что потом? Полумертвого вынесли на террасу и сбросили вниз? Тристано д'Альвеллапокачал головой. Глупости. Убийца просто напоил его, а после вместе с ним прошел на террасу на башне. Медик говорит, что тот привык к акониту, стало быть, умирал медленно, и убийца подтолкнул его кинжалом в воду, когда началась агония. Или поторопился избавиться от ещё живого? Непонятно. Но Верджилези… Получается, что и её убил мужчина. Но в вину Ладзаро Альмереджи д'Альвеллане верил. Наглый пройдоха прекрасно знал, что о его ночных посещениях синьоры осведомлены весьма многие, и первый — не шибко-то любящий его Пьетро Альбани. Да и убита-то бабёнка среди бела дня, не таясь. Альмереджи совсем неглуп и весьма осторожен. А с Белончини он и вовсе отродясь не ругался, внешне они были в отношениях почти приятельских. Делить им было нечего.
Но кто тогда? Убийцу, видимо, надо искать среди тех, кто жил в одном крыле с Джезуальдо Белончини. Но интендант Тиберио Комини невиновен — бедняга недавно упал с лестницы, лежал с поломанной рукой и поврежденным коленом. Ганимеды Эмилиано Фурни и Джузеппо Бранки на подобное едва ли отважились бы. Зачем им Белончини с его чирьями? Адриано Леричи… д'Альвеллавздохнул. Адриано, не боявшийся быть ему врагом, подлецом не был, и убил бы мечом. А уж бабенку и вовсе никогда не отравил бы. Так кто же? Антонио Фаттинанти? Густаво Бальди? Наталио Валерани?
Но любовниками Верджилези были Ладзаро Альмереджи, Пьетро Альбани, Пьетро Анджело, Густаво Бальди, щенки-камергеры. Пишущая братия не в счёт, они жили на третьем этаже. Альмереджи и Альбани квартируют на этаже герцога. Итак, в двух списках пересекалось только одно имя. Густаво Бальди. Главный дворецкий. Подонок был его человеком, захудалым дворянчиком, вытащенным из дыры в окрестностях Момбарочьо, лизоблюдом и доносчиком. Но он не враждовал с Белончини, они были приятелями. И зачем Густаво убивать Черубину Верджилези? К тому же, он был мелковат для того определения, что дал Даноли. «…Где-то здесь ходит живой мертвец, существо с человеческим лицом, внутри которого ползают смрадные черви, набухает гной и тихо смеётся сатана…»
И это плюгавый Бальди?
Тристано д'Альвеллапоежился. Граф Даноли оказался прав в том, что убийца подлинно хладнокровен, спокоен, бьет исподтишка и наверняка, и не оставляет следов. Считал ли он, д'Альвелла, совершающиеся убийства подлыми? Альмереджи, вон, ничуть не ужасался. Тристано закусил губу. Он тоже не содрогался от происходящего, ибо воспринимал его… как должное? Нет. Скорее, как нечто, просто выходящее за рамки обыденности, но происходящее на его глазах зло ничуть не ужасало его.
А почему это чужая подлость должна ужасать подлеца? Чему тут ужасаться? Тристано д'Альвеллапонимал убийцу — не причины деяний, но логику поступков. Не одобрял, но случись надобность убить ему самому — он поступал бы столь же осмотрительно и здраво. «…Где-то здесь, в этих коридорах ходит живой мертвец, существо с человеческим лицом, внутри которого ползают смрадные черви, набухает гной и тихо смеётся сатана…» Да, неожиданно понял он, это так. Но это в равной степени можно отнести и к нему самому. Это он — двигающийся покойник, кадавр, червивый труп, давно утративший различение добра и зла, в нём тоже вспухают зловонные фурункулы тупого безразличия и тихо смеётся дьявол…
Тристано сжал зубы и с тихим стоном потряс головой, пытаясь прогнать тяжёлые мысли.
…Разговор с Густаво Бальди ничего не прояснил. Более того, шельмец сумел полностью оправдаться! В день убийства синьоры Черубины он не отходил от герцогов, присутствовал не только на приеме, но и на охоте и на ужине. Его видели все! А когда несчастного Джезуальдо Белончини с башни сбросили — они сидели втроём с Ипполито и Антонио в зале приемов, как раз семь на башне пробило, и крик его жены раздался. Оба они могут поручиться, что он до того целый час никуда не отлучался!! И начальник охраны его видел, и челядь.
И что же? Так и оказалось.
Песте спросил, где все это время ошивался Мороне? Оказалось — еще утром в день убийства с поручением герцога уехал в Пезаро, должен вернуться только через два дня. Незадача. Чума отвёл в сторону донну Валерани. Он знал, что убийца легко мог, сойдя с уступа башни, затеряться в коридорном пролёте любого этажа, и не надеялся, что Глория может что-то заметить. Но Мороне не было в замке, а это обеляло мерзавца и от подозрений в убийстве Черубины. Донна Глория тоже понимала это.
— Вообще ничего не понимаю. Если это не Мороне, то кто?
— Мимо тебя никто не проходил?
Глория покачала головой.
— Челядь мелькала, да я лиц не замечала, а тех, с кем здороваться бы пришлось — не было.
Чума безнадежно вздохнул. Тут к ним подошла Дианора ди Бертацци.
— Размышляем, кто мог прикончить Белончини, — просветил ее шут.
— Врагов у него, кроме тебя, не было, — уныло пробормотала Дианора.
— Это не я, — уверил её Чума.
— А все подумали было, что твоих рук дело, да Портофино рявкнул, что с тобой был, и если ты виноват, так и он, стало быть, тоже. Все и умолкли.
Дальнейшее расследование, продолжавшееся целый день, зашло в тупик.
На следующий день, в воскресение, после проводов герцогинь, направившихся к Тысячелетнему Скиту, сопровождаемых каноником Дженнаро Альбани, придворные ещё оставались на внутреннем дворе. Синьора Бьянка Белончини отбыла домой для похорон супруга. Грациано Грандони, дождавшись, пока вдова исчезнет за воротами, облегченно вздохнул, перекрестился, вышел из своих покоев и направился к Глории Валерани и Дианоре ди Бертацци, стоявшим неподалеку от Тристано д'Альвеллы и герцога рядом с Бениамино.
