– Кстати, – пробормотал он, оглаживая её плечо сквозь тонкую ткань гиматия, – а как это тебе так легко удалось пройти в хранилище? Встретила знакомого охранника?
– Угу… Вроде того.
– Не иначе, соблазнила, – произнёс Кадмил со смешком. Но смех вышел деланным, а собственные слова поразили его с неожиданной силой. Раньше, когда он был богом, то не знал ревности, поскольку и в мыслях не держал, что Мелита может ему изменить. Теперь же… Теперь всё стало иначе.
Мелита вдруг напряглась всем телом и высвободилась из объятий.
– Соблазнила! – произнесла она с такой ледяной гордостью, что Кадмил вздрогнул. – Ещё чего! Зачем мне смертные… когда есть ты?
Что-то незнакомое словно бы приоткрылось в её облике на миг, и тут же скрылось обратно. Кадмил, кашлянув, потёр затылок, куда опять вонзились сотни невидимых иголок.
– И то верно, – сказал он, снова привлекая её к себе. – Голову мне, может, и отрезали, но ниже пояса я по-прежнему божественно прекрасен…
Мелита упёрлась ему в грудь ладонью.
– Вот что, – сказала она твёрдо. – Иди уже. Узнай, кто во всём виноват, помоги этому твоему Акриону. И постарайся побыстрее. Гермес ты или кто?
Кадмил кивнул и всё-таки её обнял. В ответ Мелита стиснула его изо всех сил, вцепилась в спину ногтями и шумно задышала над ухом.
– Ещё кое-чего не нашёл,– проговорила она, разжимая руки. – Там, в сумке.
Он нагнулся над сумкой. Действительно, пропустил. На самом дне, придавленная полусферой «лиры», лежала старая кожаная шляпа.
– Да ты её почистила! – воскликнул Кадмил, извлекая петас на свет. – Здорово!
– Почистила, – криво улыбнулась Мелита. – Кровь почти вся оттёрлась. Только вон там, сзади пятнышко.
– Ну и пёс с ним, – решительно сказал Кадмил. – Теперь снова носить можно… Эй, а тут что?
Из тульи выпала горошина приёмника.
– Ба! – подняла брови Мелита. – Как это я её пропустила?
Кадмил покатал горошину на ладони.
– Кажется, я знаю, как обойтись без детектора, – пробормотал он. – Приёмник-то будет ловить сигнал от передатчика. Детка, это действительно счастливая шляпа. А ты просто чудо.
– Чудо, чудо, – она махнула рукой. – Скорей делай, что задумал. Не ровен час, Локсий вернётся… Кстати, а что ты задумал?
Он объяснил.
– С ума сошёл! – завопила Мелита. – Не смей! Не пущу!
Кадмил крякнул.
– Я и сам не в восторге, – признался он. – Но иного выхода нет. Барьер ведь настроен меня удерживать…
– Всё равно! – она возмущённо всплеснула руками. – Должен быть другой способ.
– Прикидывал уже, – пожал плечами Кадмил. – Но для всех прочих способов первым делом нужно отключить барьер. А это может сделать только Локсий.
Мелита прижала ладони к губам, не сводя с него потемневших глаз.
– Только Локсий, – повторила она невнятно. – Только Локсий…
– Ну да, – кивнул Кадмил. – Причём, даже я не знаю, где он прячет контрольную аппаратуру. И надо торопиться. Ну что? Уговорил?
Мелита помотала головой.
– Какой ужас, – жалобно сказала она. – Я не буду смотреть…
Кадмил поцеловал её в щёку.
– Я тоже не буду, – заверил он. – Закрою глаза. Теперь, сделай милость, помоги мне с этими грёбаными статуями.
Вдвоём они затащили трёх Мойр на перила. Помощи от Мелиты было, разумеется, немного; Кадмил просто хотел, чтобы она занялась делом и успокоилась. Кажется, подействовало. Через четверть часа, когда всё было готово, Мелита перестала охать и причитать и даже помогла ему обвязаться верёвкой – надёжно, вокруг туловища, через грудь крест-накрест и подмышками. Свободные концы верёвки Кадмил обмотал вокруг шей Клото, Атропос и Лахесис.
– Вот, стало быть, как выглядит нить судьбы, – усмехнулся он, надевая ремни сумки поверх верёвочных петель. – Так и знал, что в мифах всё приукрасили. Обычный канат, ничего особенного.
– Боги, – простонала Мелита, глядя на него. – Я… Я просто не могу…
Он сел на перила спиной к пустоте. Барьер тут же отреагировал – боль въелась в затылок, обхватила плечи. Пока ещё нестрашная, несильная, словно бы предупреждающая: дальше ни на пядь. Не то будет хуже.
Кадмил поморщился. Кашлянул:
– Знаешь, тебе и вправду лучше идти. Побудь в комнате. Похрапи погромче. Пускай, если кто пройдёт снаружи, подумает, что я…
– Да знаю, как ты храпишь, – Мелита попыталась улыбнуться, но не слишком успешно. –Всё равно тут останусь. Вдруг что-то… совсем плохое случится?
– И чем ты мне тогда поможешь? – мягко спросил он.
– Уж придумаю что-нибудь.
Кадмил вздохнул.
– Ладно, – сказал он. – Прощай, любовь моя. Скоро вернусь.
Они поцеловались. Мелита, стиснув ладони, отступила назад, к дверям в покои.
– Да буду я к себе милостив, – сказал Кадмил весело.
Она разомкнула губы, словно собиралась что-то сказать, но только беспомощно потрясла головой и отступила ещё на шаг.
Кадмил подмигнул ей. Широко развёл руки, обнял статуи: справа – Лахесис, слева – Атропос и Клото. Так пьяный парень на празднике притискивает к себе хихикающих девчонок. Тела богинь были тверды и неожиданно холодны. Кольца верёвки врезались в ладони, перила казались узкими, точно клинок меча.
«Да буду я к себе милостив…»
Он с силой качнулся и полетел вниз – спиной вперёд, прижимая к себе изваяния Мойр. Небо перевернулось, в глаза ударило низкое вечернее солнце. На мгновение показалось, что вернулась способность летать; он успел улыбнуться, несмотря на боль, которая стиснула тело со всех сторон. «Сработает, – мелькнула мысль, – получится!»
И получилось, но получилось очень погано.
Кадмил знал, что расчетливый и бережливый Локсий не мог позволить себе тратить чересчур много энергии на питание барьера. Верховный бог спроектировал защитное поле достаточно мощным, чтобы удержать человека, который бросится на него всем телом. Но оно не годилось против длительного напора большой силы; поэтому Локсий сделал ставку на болезненность излучения. Никто не смог бы преодолевать сопротивление поля достаточно долго, чтобы выбраться наружу. Проще говоря, сквозь барьер можно было прорваться, обладая мускулами быка и чувствительностью растения. На деле же ни один человек не мог бороться с защитным полем дольше нескольких мгновений, так как боль была слишком сильной.
Что значит «слишком сильной», Кадмилу довелось узнать только теперь.
Барьер, окружавший здание незримой сферой, затормозил его падение в дюжине локтей от земли. Кадмил почувствовал себя мухой в капле смолы. Ему не грозила опасность разбиться о скалы: первая часть плана сработала, как надо.
Со второй возникли трудности.
По задумке, тяжеленным Мойрам полагалось своим весом увлечь беглеца за собой и быстро протащить сквозь поле: неодушевлённые объекты проходили невидимую преграду беспрепятственно. Спрыгнув с балкона, Кадмил должен был приземлиться в нескольких шагах от стены. Поверхность барьера, имевшая форму шара, здесь загибалась вверх. Очутившись на земле, Кадмил вырвался бы из объятий поля и получил свободу.
К сожалению, трёх статуй оказалось недостаточно. Ну, не то чтобы совсем недостаточно – он всё-таки двигался вниз.
Двигался со скоростью неспешно ползущего муравья.
Мука была невообразимой. В сто, в тысячу раз хуже, чем тогда, в Разрыве. Пока он летел вдоль барьера, ещё можно было терпеть, но здесь, внизу, поле взялось за него по-настоящему. Кости превратились в раскалённые угли, внутренности раздавливал огромный кулак, кожа горела, будто облитая кипящей кислотой. Разум тоже подвергался атаке. Кадмил был совершенно уверен, что ему причиняют настоящий, непоправимый вред. Барьер убивал его, калечил, в мозгу лопались оболочки, только что сросшийся позвоночник разрывался на части. Мало того: боль с каждым вдохом удваивалась. Мало того: нельзя было пошевелить и пальцем, а гортань, кажется, превратилась в кровавые лохмотья и не могла произвести ни звука.
Мало того! Сверху, с балкона смотрела Мелита. Глаза её были огромными, полными ужаса. И это ещё больше усугубляло пытку. «Хватит! – думал, нет, мысленно кричал Кадмил. – Довольно!! Пожалуйста, всё, что угодно, пусть я умру, пусть исчезну навсегда, только бы это кончилось, пусть это кончится, пусть это кончится!!!»
