жена совершенно растерялась, не зная, как об этом сказать Семену, и промолчала из опасений, что он устроит грандиозный скандал, способный стать причиной отказа работодателя в предоставлении ей желанной вакансии. Впрочем, в любом случае, поступок Гертруды являлся не подсудным — как бы на ее месте поступила другая жена, окажись она тоже претенденткой на место экономки в таком роскошном доме? Даже к гадалке идти нет нужды, чтобы понять ответ на этот вопрос, ведь он так же очевиден, как и всевозможные причины ухода Гертруды от Семена. Одно только не мог понять опечалившийся муж — любит ли она его по-прежнему, или ее чувства прошли? Узнать об этом, ему хотелось не меньше чем о том, по какой причине вот уже как пару недель он не получал письма от их старшей с Гертрудой дочери и известно ли матери о том, как у нее дела.
Будучи наученным горьким жизненным опытом, особенно многозначительным предательством со стороны жены, а ее уход из дома по факту нельзя расценивать как-то иначе, Семен крайне не желал лишиться и дочери. Именно поэтому он считал, что вопросы, касающиеся взаимоотношений в семье, не терпят никаких отлагательств, а обиды, если таковые имеются, тем более не стоит замалчивать — нужно обязательно объясняться, мириться, стараться понять своих родных и быть им полезными в их жизнях. Уж если с Гертрудой муж не успел во время найти взаимопонимание и вместе принять решение, по поводу ее карьерного роста, то уж наверняка еще не поздно поговорить с дочерью, помочь ей советом и узнать, где она живет, с кем и куда она трудоустроилась. В противном случае, если сидеть и ждать у моря погоды, Семен рискует оказаться ненужным не только жене, но и дочерям.
Пилла оказалась очень приятным, открытым и проницательным собеседником. Семен никогда в жизни ни с кем не говорит по душам, но с ней он охотно поделился своими переживаниями. Женщина поддержала его, и ему стало чуточку легче.
Они неспешно шли по улицам Рединфорта и болтали обо всем, как старые друзья. Вскоре Пилла привела Семена к дому, в котором работала его жена. У крыльца, выложенного из белого камня, незваных гостей встретила горничная, возвращавшаяся из сада с парой подушек, держа их подмышками.
— Доброе утро! Вы к кому? — поинтересовалась девушка и комично чихнула, — Извините. У меня нос очень чувствителен к пыли, на дух ее не переношу. Как известно, она очень быстро скапливается в домах — летит и в окна с улицы, и с верхней одежды. Лучше ежедневно легонько отбивать пуховые подушки от пыли, чтоб она в них не скапливалась.
— Это верно, но нам, простым людям, некогда этим заниматься. Мы привыкшие к пыли, — отшутился Семен, — Могу ли я повидаться с Гертрудой?
— Могу ли я поинтересоваться, кто ее спрашивает? — уточнила общительная горничная, — А то у нас однажды случай неприятный был. В дом зашел делового вида ларг, хорошо одетый, не представился. Мы все подумали, что это друг нашего хозяина, никто не отважился расспросить его о причине визита в наш дом. Так он украл статуэтку из бронзы и ушел, как ни в чем не бывало. Нас всех очень сильно отругали, а Гертруду даже оштрафовали. Так подождите! Я разве сказала Гертруду. Нет, я ничего подобного не говорила, мало ли кто что говорит. Сказать все что угодно можно, так что, прошу простить меня, но я обязана знать все обо всех — кто приходит, зачем и когда собирается уйти.
— Я давний знакомый Гертруды. Она работает у вас экономкой, — ответил Семен, — Мне очень нужно переговорить с ней.
— Прошу простить меня, но нужно ли это ей? — насторожилась горничная, — Если рассуждать правильно, мне следует заботиться о комфорте и хозяев, и прислуги в этом доме. Мы все — одна большая семья. Если я отвлеку от работы экономку, то ее подменить будет некому. Например, если она присматривает за детьми, то с ними может случиться все, что угодно за время ее отсутствия в комнате. Тем более, всегда есть вероятность, что кто-то из ее подчиненных нуждается в совете и помощи, или она отдыхает. А если встреча с вами огорчит ее, то я этого не переживу, даже если меня не отругают. Поймите меня правильно, отвлекать от работы экономку — это большая ответственность, и брать на себя ее нужно с полной уверенностью, что все будет хорошо. Вовсе не важно, как зовут ее — Гертруда, Франциска, Валентина или же Светлана. Имя сейчас не важно. Если вы мне гарантируете, что встреча и беседа с вами не огорчит ее, то нам остается определиться только со временем, которое вы отвлечете ее от дел по дому.
Семен чуть не забыл, зачем пришел, когда у него снова появилась возможность сказать свое слово. Он тяжело сглотнул и закашлялся.
— Я знакомая Гертруды и давняя подруга жены генерала Орвуса, брата вашего хозяина. Сообщите, любой из них, что пришла Пилла. Я пару раз уже бывала у вас в гостях, — вмешалась спутница Семена, — А этот ларг — муж вашей экономки. Его очень хорошо знают и уважают у нас на мануфактуре.
— Муж? — чуть не выронив из рук подушки, воскликнула горничная.
В этот момент входная дверь дома тихо отворилась и на крыльцо деловито вышла Гертруда, одетая в изящное темно-синее платье делового стиля, ворот которого обрамляли, придавали больший шарм и завершали властный образ экономки дома жемчужные бусы. Слегка завитые темные волосы, прекрасно оттеняющие украшение, да еще и в сочетании с золотыми серьгами, каждое из которых было инкрустировано жемчужиной, смотрелось на ее атласной шее идеально.
Увидев свою очаровательную жену на пороге роскошного дома и не совсем веря, что перед ним стоит именно она, Семен обомлел.
Строгое выражение лица Гертруды, словно вросшая в него маска, оставалось неизменным, лишь уголки ее рта немного приподнялись вверх, изобразив улыбку. Ее появление на крыльце, если смотреть на него глазами Семена, чем-то походило на выход артиста на сцену театра. Он прекрасно помнил, какой его жена была раньше, когда они жили вместе, и она была совсем другой — добродушной, открытой, приветливой, настоящей. Либо характер Гертруды изменили деньги и статус, либо она настолько дорожила своей работой и боялась хоть малейшим образом себя компрометировать, что даже встреча с мужем, не позволяла ей хоть ненадолго выйти из образа властной экономки этого дома.
— Ты свободна, Лори, — сказала Гертруда горничной и, дождавшись, когда та уйдет, чуть более добродушно