— Ну и? — спросила я, переводя взгляд с одного взбудораженного лица на другое.
Олег растирал левой рукой правую, не поднимая на меня глаза. Похоже, что его самолюбие сильно пострадало.
— И все же тебе не стоило надевать именно этот костюм, — упрямо повторил Олег.
— Господи, Олежка, не будь ребенком, откуда ей знать… — проворчал Юра.
Но Олег передернул плечами и, пристально глядя мне в глаза, произнес:
— Дерешься ты отчаянно, но это еще ничего не значит. Не понимаю, чего тебе от нас надо…
— Я пришла занять свое место.
Олег, продолжая лениво растирать ушибленную руку, злобно отметил:
— Здесь нет твоего места.
— Олег… — предостерегающе произнес Юра.
— У меня было свое место, есть и будет, — отрезала я. Я вовремя заметила, как правая ладонь Олега задрожала и сжалась в кулак. Я отклонилась, едва не упустив момент. Кулак Олега просвистел у моего лица и задел левую щеку. Юра ухватил Олега за плечи и оттолкнул от меня подальше. Взявшись за щеку, я почувствовала влагу под пальцами. Отняв ладонь, я увидела на ней кровь. Олег рассек недавно заживший шрам.
— Не стоило так торопиться, Олег, — произнесла я, зажав рану ладонью. — Никогда не стоит спешить причинить боль. А вдруг тот, кому ты причинишь боль, окажется совсем не тем, кем ты его считал? Не так ли?
Слова мои были, конечно, справедливы, но, боже мой, намеренно будить в них страшные воспоминания — это было чересчур жестоко. Это было бессовестнее, чем втроем нападать на девушку.
Поэтому самое разумное, что я могла сделать теперь: скорее уйти, чтобы не видеть, как ребята будут переваривать мой выпад. Не сказав больше ни слова, я поспешила в раздевалку и, не останавливаясь, бросилась в душ.
Никогда раньше Олег не позволил бы себе такого. Это было что-то новое и нехорошее в нем, чего никогда не было раньше. Бедняга защищал нишу, принадлежащую Екатерине. И уж, конечно, мне не стоило так откровенно подкалывать ребят.
Я вышла из душа, оделась. Осмотр в зеркале успокоил меня. Да и вряд ли какое-то еще повреждение могло сделать мое лицо более некрасивым, чем оно уже было.
— Мария, можно мне войти? — услышала я голос Юры.
— Да. Что случилось?
— Нужно поговорить, — Юра прошел в раздевалку и приблизился ко мне. — Я сяду?
— Конечно.
Мы сели рядом на гимнастической скамеечке. Первым порывом Юрки было достать сигарету, но он сдержался.
— Наверное, мне нужно извиниться перед тобой за себя и своего друга, — начал Юра.
— Не стоит. Кажется, мои слова тоже не доставили радости вам обоим.
— Что есть, то есть, — помрачнел Юра. — Ты даже не представляешь, до какой степени.
— Мы квиты.
— Я просто хотел объяснить кое-что. Ты невольно задела самые больные места. В этом костюме раньше всегда тренировалась моя сестра. Я, она и Середа работали вместе около трех лет. Я очень ее любил. Она погибла, ввязавшись в грязное дело, из которого я не смог ее вытащить. Погибла по нашей с Олегом оплошности. Все это до сих пор слишком тяжело. Поэтому я прошу тебя не сердиться на Середу. Он не такой уж злой человек… Этот грубый срыв… Это нетипично для Олега.
— Я знаю… Я понимаю, — поправилась я. Юрка, переведя дух после своего высказывания, снова сделал попытку достать сигарету.
— А я не такой уж добрый, — заметил он.
— Чаще всего бывает, что совершенно неважно, добрый человек или злой. Важны две вещи: друг он тебе или враг, а также живой он или мертвый.
— Вот это верно, — согласился Юра. Он сидел, опустив голову. Было заметно, как его руки, держащие костыль, слегка дрожат. — И все равно, прости нас. Я постараюсь, чтобы Олег больше не смел распускаться.
— Да ничего. Рана пустяковая. К тому же ни на что она уже не повлияет, она, как видишь, не первая… Тебе очень трудно ладить со своим другом? — перевела я разговор.
Юрка пожал плечами:
— Мне всегда было с ним нелегко. Он и раньше был резок, импульсивен, самоволен. Всю жизнь он превращал в нестандартную игру, но всегда был надежным парнем. Сейчас все очень изменилось, он тоже. Все его качества гипертрофировались до совершенно невыносимой степени. Но я ничего не могу поделать. Каждый переживает свое горе по-своему. И каждый по-своему от него спасается. Олег во многом из случившегося винит себя. И никакие разумные доводы на него не действуют.
— Время все исправит, так или иначе.
— Я все время говорю это ему. Он мне. И оба в это не верим. Поэтому-то он и принял тебя столь агрессивно… Понимаешь, Катюша была для нас обоих чем-то особенным. В первое время после того, как я потерял возможность нормально двигаться, Олег стал вместо меня заниматься Катей по-настоящему. Он своими руками вылепил из нее то, чем она была. С ее гибелью он потерял больше, чем я…
— Вряд ли Середа одобрит то, что ты сейчас делишься со мной вашими личными проблемами. Не надо, Юрий. Я вам совершенно никто. Тебе же потом будет неловко за свой рассказ, — я поняла, что если разговор и дальше пойдет в таком ключе, мне будет очень сложно не переступить черту дозволенного. А форсировать события прямо сейчас было совершенно нелепо.
— Черт знает что случилось со мной, когда я тебя увидел, но мне кажется, что с тобой я могу и должен говорить об этом, — возразил Юрка. — Если я не прав, скажи мне прямо, чтобы я заткнулся.
— Я не стану тебе этого говорить. Я буду слушать тебя столько, сколько будет нужно тебе.
— Почему? — удивление Юрия было очевидным.
— Может быть когда-нибудь я что-нибудь тебе объясню.
— А у тебя есть близкие?
— Н-нет… То есть они слишком далеко отсюда. Считай, что я совершенно одна на свете.
— Почему ты не вернешься к ним?
— Они давно похоронили меня. И не стоит менять то, что есть.
— У вас были проблемы?
— Нет, они любили меня, — ответила я, сама не зная, о ком я говорю, о Юре и Олеге, или о родственниках Мариэлы.
— Тогда почему?
— Я же сказала, они похоронили меня. А я слишком изменилась, чтобы снова заявить о себе.
— Какая чушь! — бросил Юра и тут же спохватился. — Извини… Но я чего-то не понимаю. Если бы я мог вернуть сестру, я бы не обратил внимания на то, изменилась она или нет. Ведь ты сама сказала, что важнее всего…
— Так уж ли тебе было бы все равно?
— Абсолютно. Неважно, в каком бы состоянии она ни была, мне так не хватает ее сейчас…
«Спокойно», — сказала я сама себе. — «Это еще ничего не значит».
— А это у тебя откуда? — Юрий провел рукой по своей щеке.
— Одна нелепость. Мне не следовало бы говорить об этом работодателю… Это я сама себя так разукрасила.
— Что ты такое говоришь? — Юрка широко распахнул глаза.
