Вы? Я не могу смотреть, как человек намеренно себя истязает. Это, знаете ли, неправильно!
− Я не о том, моя милая Солия, − пропел Тайлен, снова улыбнувшись, но уже измученной улыбкой. – Зачем Вам любить такого гнусного человека, как Шейден? Поверьте, он ужасен. Мы оба ужасны, даже если Вы этого не видите. Люди обычно ничего не видят, кроме того, конечно, что хотят.
− Я не верю в то, что все люди настолько ужасны, виконт! Ни один человек на свете не может быть ужасным! А вот отчаявшимся – да. И я не понимаю, почему Вы с братом этого не понимаете. Проклятия? Ха! Да это же смешно, Тайлен! Вы все можете изменить, если только захотите. Но вы только уничтожаете друг друга. Это не жизнь.
Девушка помрачнела. Ее красивые темные глаза не выражали ничего, даже самую слабую, легкую эмоцию. И это с ней было впервые.
Тайлен, коснувшись ее щеки своей ладонью, приблизился к ее лицу и аккуратно поцеловал в эти нежные губы. Солия не понимала, что происходит. Все это словно ей снилось. И когда Тайлен снова отстранился от девушки, Солия побледнела, а затем залилась проклятущей краской. Это был очень теплый, сладкий поцелуй, который мог подарить ей только ангел, если, конечно, он мог бы существовать.
− Вот видите. Это борьба между братьями будет длиться вечно. Раньше – за любовь и внимание матери, сейчас – за Вас, моя милая Солия. Но любить ни я, ни мой брат Вас по-настоящему не сможем. Всему виной тьма, которая заменила кровь в наших венах. Это не изменить. Даже не пробуйте. Я прошу Вас. Но не потому, чтобы остановить, не думайте! А чтобы элементарно защитить.
− Н-но сейчас Вы, Тайлен, похожи на обычного человека, − тихо, робко говорила Солия, все еще не в силах отойти от того поцелуя, который она никак не ожидала от него получить. – И говорите Вы, − она осеклась, опасаясь лишний раз сказать ненавистное ему нормально, − от души, как не могут говорить многие люди. Почему же Вы тогда прячетесь за безумием?
− Это не прятки, всего лишь жизнь. И не всегда она бывает честной и понятной с нами до конца. А что до безумия, то это кровь во мне говорит, не я. Уж простите меня за сказанную ранее грубость. Двойняшки Даллейман – настоящее проклятие! Мы буквально сходим с ума, находясь рядом. Забавно даже?!
− И все, Тайлен, я Вас не понимаю. Шейден и Вы… Все могло быть иначе.
За спиной девушки остановились тихие шаги. Тайлен краем глаза заглянул во тьму, усмехнулся и снова отвел глаза в сторону. Было понятно, кто находился в этой гостиной вместе с ними. Однако Солию этот приход волновал. Она все еще была опьянена поцелуем виконта и боялась, что граф мог об этом как-то узнать. Впервые Шейден так сильно ее пугал. Но она постаралась забыть об этом, бросившись к возлюбленному.
− Ты хорошо спал? Я не хотела будить тебя рано. А пока разговаривала с твоим братом, дожидаясь твоего пробуждения.
Шейден не обнял ее в ответ, а на его лице красовалась печать злобы. Увидев это, девушка отошла от него и поникла. Но граф не смотрел на нее, не замечал ее пустоты и горечи, которые любой бы черствый человек давно заметил и попытался от них избавиться. Но этим утром Шейден снова был тем человеком, которым вчера лег спать. Того мужчины, которого любила Солия, больше не было. А от него осталось одно только имя, которое она даже произнести не решалась.
Братья снова прожигали друг друга этим огненным, всененавистным взглядом, от которого у девушки по спине побежали мурашки. Она хотела как-то закончить с этим, порвать их ненависть, что паутиной оплела их, но не знала, как это стоило сделать. Ни Шейдена, ни Тайлена, которых она знала, больше рядом не было, и защитить ее тоже было некому. Солия была обречена стать немой жертвой этих разборок. Но опальных слов от мужчин не последовало. Они просто молча смотрели друг на друга, ничего не говоря. Но было понятно: через свои взгляды они передали свою злобу и насмешки. Правда, насмехался Тайлен, а ненавидел – только Шейден.
− Уезжаем через десять минут. Если ты не взяла какие-то вещи, они здесь и останутся.
− Почему? К-как ты можешь со мной так говорить? – голос Солии дрожал, но она точно решилась ему высказать все, что думала о нем, и последствия ее пугали, но отступать было некуда. Шейден уже перевел этот тяжелый взгляд на нее. Нужно было договаривать. Он внимательно ее слушал. – Я полюбила и люблю не того человека, который сейчас мне указывает и считает, что ему подвластно все. Если ты продолжишь…
− Если ты продолжишь, я ударю тебя, − безразличный голос графа оборвал слова Солии. Она сделала несколько шагов назад, пока ее спина не коснулась холодной стены. Ей не верилось, что Шейден мог такое сказать, но она отчетливо это услышала. – А если и продолжишь вести себя неподобающим образом, я насильно отнесу тебя в экипаж безо всяких вещей. Выбирай.
Граф заставил Солию выбирать. Грубо и очень жестоко. Он никогда раньше так не поступал с ней, но сейчас все перестало быть таким, каким девушка привыкла видеть этот мир. Никаких солнечных дней. Никаких счастливых мгновений. Это был не тот человек, за которого она согласилась выйти замуж. Сердце девушки разлетелось на сотню мелких, очень острых осколков.
Не выдержав, она сжала свои ладони в маленькие кулачки, толкнула его и бросилась во двор. Сейчас ей хотелось как можно дальше убежать от этого места, покинуть пределы поместья, отыскать помощь, чтобы сбежать. Но Синель-Роуз был полузаброшенным городком, и люди жили далеко от поместья Даллейман, зная о дурной репутации этого дома, в отличие от тех людей, которые никогда не бывали в этих окрестностях, не слышали, да и не слушали, легенды о проклятой семье.
Но сейчас девушка просто хотела убежать куда-нибудь, спрятаться, чтобы Шейден ее не нашел, оставил в покое. Она плакала и не понимала, как этот человек, которого она знала очень давно и нежно любила, смог так быстро и резко измениться, превратившись в самого настоящему монстра, которому была нужна только она одна.
Позади Солия услышала топот копыт коня и крик мужчины, который яростно произносил ее имя. Граф гнался за ней на черном фризе. Это была неравная погона, и понимание нечестной борьбы угнетало, печалило девушку. Она хотела провалиться под землю, больше никогда не видеть этого человека и избавиться от чувства, которое приковало ее к чудовищу.
Ее тонкие ножки
