Портофино вздохнул, опустил голову и кивнул. Тяжёлые капли слёз упали на рясу и слились с ней. Лелио радовало, что от Чумы не прозвучало слов упрека, он знал, что Песте не пощадил бы его, если бы считал виновным. Мессир Грациано Грандони высказал только то, что думал.
…Сам Соларентани вспомнил произошедшее — точнее, оно медленно проступило по мозаичным крошечным кусочкам и в конце концов сложилось в целостную картинку. Он был духовником Илларии Манчини, и теперь, памятуя прошлый неудачный опыт, был гораздо осмотрительнее. Иллария, девица средних лет, не отличалась ни красотой, ни рассудительностью, ашг её мать, особа весьма строгих правил, никогда не позволила бы дочери запятнать семейное имя. Однако, в начале года синьора Манчини скончалась, и теперь Иллария оказалась предоставлена сама себе. Она заметила ухаживания Пьетро Альбани, но слишком много знала о нём. Мать называла его человеком без чести, но это не остановило бы девицу, если бы мессир Альбани имел счастье понравиться ей. Но он не понравился, сердце старой девы пленил молодой Флавио Соларентани, на исповеди он признался ей в пылком чувстве. После этого для Илларии не существовало ничего — она едва заметила убийство Черубины Верджилези, не обратила никакого внимания на гибель постельничего. Сам Флавио решил, что наилучшим временем первого свидания будет тот вечер, когда Портофино не будет в замке — Флавио боялся отца Аурелиано. Но тут на турнире он услышал об убийстве и решил, что лучшего времени не сыскать: Портофино при нём сказал Грандони, что останется после ужина у него, и Соларентани сумел незаметно встретиться в коридоре с Илларией и сообщить, что сегодня навестит её. Он не знал, что в нише портала прятался Пьетро Альбани, исполняя приказ д'Альвеллы подслушивать все разговоры в коридорах.
Теперь Пьетро взъярился. Он понял, почему девица воротила от него нос, и в голове мессира Альбани возник изощренный план: явиться к Илларии под видом Соларентани. Все, что было нужно — на время устранить священника. Пьетро это и сделал, сообщив Тристано д'Альвелле, что имеет сведения от челяди, что в замке во время турнира видели Соларентани: пока разберутся, что к чему — сам он уже будет у Манчини, свидание было назначено в полночь.
Увы, Тристано д'Альвеллане принял его слова о своем родственнике всерьёз, тем более, что Аурелиано Портофино и Ладзаро Альмереджи в один голос заверили его, что Флавио Соларентани с турнира не отлучался. д'Альвелла и сам помнил, что каноник не вставал со своего места. Таким образом, Флавио был задержан допросом только на четверть часа, и в четверть первого прокрался к Илларии. Но мессир Альбани на полчаса опередил его и уже покидал покои фрейлины. Соперники в кромешной темноте столкнулись нос к носу. Дальнейшее произошло молниеносно: потасовки не было, Пьетро Альбани просто ринулся к перилам, намереваясь удрать, ибо его в портале уже ничего не задерживало, а Соларентани испугался чёрной тени, решив, что его всё же выследил Портофино, и тоже метнулся к выходу. Альбани налетел на него, зацепился за полу его плаща, ненароком потянул за собой через перила, сам приземлился рядом и, не беспокоясь о поверженном сопернике, удрал.
Альбани ждал возвращения священника около домовой церкви больше получаса, потом осторожно вернулся в портал и увидел лежащего без чувств Соларентани. Теперь Альбани испугался. Он понимал, что в замке полно шпионов, и не надеялся, что приключение с Соларентани ему удастся скрыть. Если же последствия падения окажутся серьёзны — Тристано д'Альвелла этого ему не простит. Чертыхаясь, Пьетро решил, что, пока не уляжется суета, разумнее побыть вдали от замка.
Бениамино ди Бертацци пока не решился сказать Флавио Соларентани об угрожающей ему неподвижности. Ни слова не проронил и Даноли. Не сказал ему этого и Тристано д'Альвелла. Молчал и Грациано Грандони. В итоге эти скорбные слова Флавио услышал от Портофино. Тот быстро сумел преодолеть приступ слабости и уже полчаса спустя спокойно уплетал с дружком Чумой аппетитнейшие куски жареного морского чёрта. Когда Соларентани попытался заговорить с отцом Аурелиано, бормоча что-то о своей вине перед ним, инквизитор любезно успокоил его: какова бы ни была его вина — он уже наказан, худшего приговора и он, Портофино, ему не вынес бы. Старая же максима гласит «Non bis in idem»46. Флавио обречён лежать на одре до конца дней своих — и уже тем сохранить и целомудрие, и верность обетам — на что же он, Портофино, должен гневаться? Он будет снисходителен и милосерден, как добрый самаритянин.
Когда смысл сказанного дошел до Соларентани, его волосы побелели на висках.
Ипполито Монтальдо все последнее время избегал Флавио Соларентани, даже на службу ходил в городской собор. Последние недели сблизили его с Джованной и чуть успокоили, но он не мог до конца поверить, что любим, а ненавистный молодой соперник подлинно безразличен жене. Неожиданное известие о трагической случайности со священником и мерзкие подробности, сопутствующие дворцовым разговорам, изумили Ипполито. То, что распутник нацелился на Илларию Манчини, вроде бы говорило о том, что его отношения с Джованной были подлинно пустыми, но так ли? Ипполито боялся сказать супруге о произошедшем и внимательно следил за Джованной, ожидая, что кто-то непременно сообщит ей о трагедии.
Он не ошибся. После утренней службы, проводимой Портофино, Ипполито видел, как Джованна, стоя среди статс-дам и фрейлин, услышала новость от Иоланды Тассони. Глаза Ипполито Монтальдо потемнели и напряглись, он пожирал взглядом жену. Церемониймейстер видел, что Джованна уставилась в пол и закусила губу, но тут же лицо её несколько раз переменилось: сначала на нем проступило выражение презрительное, потом задумчивое и, наконец, откровенно озабоченное.
Ипполито подумал, что она пойдет к Соларентани и решил проследить за ней. Джованна Монтальдо вскоре осторожно оглянувшись на Лавинию делла Ровере, шмыгнула в коридор и торопливо свернула на боковую лестницу. Ипполито устремился следом. Джованна, миновав ступени, снова свернула в коридор, потом почти бегом устремилась к выходу во внутренний двор. Ипполито растерялся: супруга спешила совсем не в сторону лазарета. Тут он понял, что жена идет на какое-то договоренное свидание, ибо навстречу ей поспешила фигура в плаще. Ипполито замер за колонной, пытаясь унять стук сердца.
— Мне жаль, донна Монтальдо, но синьор Чезарино не смог найти то, что вы хотели. Он предлагает на выбор либо убор из топазов Фелино, либо сапфиры работы братьев Леркари…
— Да вы смеетесь? К зеленому платью и зеленым глазам — сапфиры? Он же говорил об изумрудном ожерелье и серьгах!
