— Мне жаль, донна Монтальдо, но синьор Чезарино не смог найти то, что вы хотели. Он предлагает на выбор либо убор из топазов Фелино, либо сапфиры работы братьев Леркари…
— Да вы смеетесь? К зеленому платью и зеленым глазам — сапфиры? Он же говорил об изумрудном ожерелье и серьгах!
— Увы, их вчера купили…
Джованна Монтальдо досадливо хмыкнула.
— Почему синьор Чезарино не мог за неделю подобрать достойные украшения?
— У него большой заказ от Донны Элеоноры. Но есть еще великолепный убор из китайского нефрита — удивительно красивая вещь и недорогая… Я покажу.
Ипполито Монтальдо из тени внимательно наблюдал за женой. Джованна примеряла украшения, торговалась, препиралась с приказчиком и наконец, сбив цену, забрала нефритовые безделушки. У Ипполито потемнело в глазах. Стало быть… Он растерялся. Стало быть, она хочет принарядиться и только тогда навестить Соларентани? Он снова последовал за Джованной, которая уже устремилась вверх по лестнице, пробежала по коридору и исчезла в их покоях.
Из комнаты тем временем выскочила служанка и, пробежав по коридору, растаяла в темном пролете. Куда её послала Джованна? К Соларентани? Но постойте, он же в лазарете… Служанка пробежала обратно с платьем, за ней появился их слуга Альбано, несший блюдо под тяжелой крышкой. Потом мимо промчался их конюх Гвидо с корзиной. Что за приготовления? Ипполито растерялся. Он ждал, что Джованна сразу поспешит в лазарет к Соларентани, и теперь недоумевал. Слуги еще несколько раз мелькали в коридоре, и наконец, все стихло. Ипполито на негнущихся ногах прошел к парадной лестнице, спустился, вышел к коридору, что вел в лазарет. Пройти мимо него Джованна не могла, и Монтальдо устроился на скамье в тени. Он почувствовал, что устал. Устал нервничать, подозревать, ревновать…Пусть откроется все. Где она? Почему не идет к нему?
— Мессир Ипполито! Что вы здесь делаете?
Перед ним стояла Вивиана, их служанка.
— А? Что? Я… — он поднялся. — Что делаю? Ничего. Что ты хочешь?
— Госпожа велела разыскать вас.
— Меня?
— Ну конечно…Она уже полчаса ждет вас.
Ипполито потер ладонью лицо и направился к себе. Стало быть, Джованна решила навестить Соларентани вечером, попозже? Что ж… разумно. Он распахнул дверь и замер. Принаряженная Джованна в изумрудном платье сидела в комнате вместе с Маттео, своим пасынком, и при его виде вскочила.
— Ну, наконец-то! Где ты был?…
Стол был празднично накрыт, жена и сын, переглянувшись, дали знак двум скрипачам и виолисту. Зазвучала музыка, и тут Ипполито были вручены подарки — дорогое издание книги «О граде Божьем» блаженного Августина, его любимого автора, и великолепный набор для стола с золотой чернильницей, перьями и стилами. Монтальдо сжал зубы. Идиот… Сегодня ему пробило сорок семь лет.
Он оставался идиотом еще три дня, не спуская глаз с жены, но Джованна Монтальдо так и не удосужилась навестить Флавио Соларентани.
В череде скорбных событий последних дней мессир Альдобрандо Даноли был рад только тому, что новому убийству не предшествовали изнуряющие его видения. Он спокойно спал всю прошлую неделю. На турнир не поехал — хоть Грандони и приглашал его. Что ему до ратных забав? Когда Тристано д'Альвелласообщил им о гибели Тиберио Комини, был растерян и взволнован, но не столько гибелью этого едва знакомого ему и не очень приятного человека, сколько тем, что жуткий убийца продолжал множить свои жертвы.
Даноли часами, когда Флавио засыпал, проводил в церкви. Пытался молиться о болящем, но молитва замирала на устах. Когда в храм заходил Портофино, они обменивались несколькими словами о состоянии калеки, но чаще просто сидели молча. Даноли не мог утешить Аурелиано, да тот уже и не нуждался в словах утешения, мощь этого духа вновь была неуязвима. Иногда заходил и Чума, однако, под алтарными сводами не добавлялось голосов, но царило бессловесное понимание. Впрочем, порой они всё же перебрасывались короткими репликами.
— Это ужасно. Я же чувствовал, что несчастного ждет беда. Но я подлинно не видел, откуда она придет. Дурное сатанинское искушение…
— А что вы чувствуете или видите, когда смотрите на меня или на Грациано? — неожиданно спросил Портофино.
Даноли поднял на него удивленные глаза.
— Вы… вы спрашиваете, что вижу? — Аурелиано кивнул. Альдобрандо бросил взгляд на Чуму и прикрыл глаза и напрягся. — Мессир Грандони… он… окружен детьми. Двое идут ему навстречу. Он обнимает их. О… я вижу, это вы и этот… шпион подеста… Еще дети. Много детей… Вы, мессир Портофино, берете на руки мальчика и называете его Лелио…
Портофино и Грандони изумленно переглянулись.
— А что видите, когда думаете об убийствах? Возникала ли при взгляде на какого-нибудь придворного мысль о том, что он убийца?
Даноли горестно покачал головой.
— Нет. Тут много… мертвецов. Некоторые очень страшные люди. Но убийца мне не открыт…
— Сатана, стало быть, не выдает своих?
Даноли горестно покачал головой.
…Между тем тягостные мысли Тристано д'Альвеллы изнурили его и, наконец, одолели. Он механически занимался допросами, вел следствие, кажется, что-то ел. Но вопрос — черный, страшный, — маячил перед ним поминутно. Он — подлец, всю жизнь шедший не теми путями, одураченный собственной алчностью, суетностью и гордыней. Они манили его на высоты — и он шел, не выбирая средств и не жалея сил. Зачем? Ему пятьдесят. Он проживёт ещё десяток лет. Если пойдёт в деда — дотянет до восьмидесяти. Зачем? У него около сорока тысяч дукатов, палаццо в центре Урбино, ему принадлежат два цеха и несколько мануфактур. Зачем? д'Альвелла тяжело поднялся и направился на второй этаж. Постучал в двери и услышал в комнате шаги. Альдобрандо Даноли распахнул дверь и странно кивнул, словно говоря себе, что это тот, кого он ждал. Даноли не удивился визиту, но отсутствие его удивления удивило подеста.
— Вы ждали меня, граф?
— Да, уже неделю.
— Неделю? — подеста подлинно изумился, — почему неделю?
Даноли пожал плечами.
— Не знаю, но я знал, что вы придёте, Тристано. Все это время вы думали… но вы сделали неправильные выводы.
Д'Альвелла изумился.
— Вы об убийце? Это вздор — никаких выводов я не сделал. Я просто хотел спросить, что, убийство Комини — тоже подлость? Вы же знаете, кто он…
Альдобрандо утомлённо присел на стул и покачал головой.
— Это тоже подлость, Тристано, но я — совсем о другом. Вы все это время думали о себе и назвали себя подлецом. Но это неверно. — Тристано д'Альвелла молча смотрел на Альдобрандо Даноли. — Вы — не подлец, Тристано, вы просто запутались, заблудились. И Господь послал вам вразумление.
