В это время Сорвенгер толкнул Юлиана прямо в руки Молтембера и тот его поймал. Надо же — даже прикосновения злодея не были враждебными и ужасными! Ни холода, ни пронизывающего страха. Они были даже немного тёплыми.
— Я начинаю, — сказал Сорвенгер и нажал на какую-то кнопку.
Молтембер улыбнулся, и, зажав рукой рот Юлиана с гордостью начал:
— Неожиданно, да? Ривальда, скажи мне — ты рада меня видеть? Не сомневайся, — я тебя услышу! Ты же не забыла про ту роковую связь между нами? Не забыла, что кое-что забрала у меня и теперь не хочешь отдавать? А ведь пришло время выплачивать долги. Скажи мне — почему ты ещё не вернула мне мой долг? Мне не очень нравится находиться в ветхом теле, не имея души. Как ты можешь обходиться так с человеком, которому столько раз клялась в любви? И не говори, что я стал чудовищем. Я не обрекал никого на многолетние муки в ужасном месте под названием «Эрхара». Это ты предала меня. И я всего лишь вежливо прошу тебя всё исправить. Я даже не угрожал тебе смертью… Хотя кого я обманываю? Только твоя смерть поможет мне вернуться обратно так сказать, целиком… Как я вижу, пропажа Пенелопы Лютнер нисколько не озадачила тебя. Тебе оказалось на неё наплевать! Очередное подтверждение тому, что зверь среди нас двоих не я. Скажу даже больше — мисс Лютнер всё ещё жива. Мне же не нужна её смерть. Мне нужна моя жизнь! Если тебе не дорога жизнь Лютнер, то обрати внимание на мальчишку, стоящего подле меня. Он же дороже для тебя, чем какая-то малознакомая девчонка… У тебя ещё есть время до половины одиннадцатого для того, чтобы спасти его. Но если ты не придёшь… Или, что ещё хуже, решишь вдруг покончить с собой, наивно полагая, что это убьёт меня навсегда, то не поддавайся искушению. Ты знаешь, каким оружием я обладаю. Я уничтожу весь твой дорогой Зелёный Альбион, если ты решишь оставить маленького Монроука на произвол судьбы. Если же ты решишь пожертвовать собой, то мои верные слуги всё равно уничтожат Зелёный Альбион, принеся его весь в жертву Эрхары. Я думаю, они не откажутся принять её, отпустив взамен меня! Выбор за тобой, дорогая Ривальда!
Он нисколько не напоминал того благородного романтика из писем под псевдонимом «Господин Р.». В словах этого человека не было ни капли красивого, ни частички тёплого или рыцарского. Он был сухим и холодным — и это уже выдавало не его тело, а его душа.
На протяжении всего монолога Молтембера Юлиан пытался вырваться и закричать, что его и всех остальных предал Сорвенгер, что он находится на странной башни в виде креста, но Молтембер, несмотря на прописное отсутствие сил, сжимал его рот достаточно крепко.
Одно только радовало — по словам Молтембера Пенелопа ещё жива. Но надолго ли? И стоит ли верить словам этого лицедея и безумца?
— Она видела ваше лицо на экране кинотеатра? — спросил Юлиан.
— Да, — довольно ответил Молтембер. — Очень надеюсь, что ей понравилось. Я же ведь очень старался. Как же я рад, что наконец-то выговорился! Я подарил бы ей долгий разговор, но она принебрегла этим шансом и теперь наш с ней разговор обещает быть недолгим.
— Вы собираетесь убить всех людей в городе! — яростно воскликнул Юлиан.
— Иногда большие дела требуют больших жертв, мой мальчик. Кровь этих людей будет на руках Ривальды, а не на моих. Я предлагал ей всего лишь одну смерть, но её это не устроило. Пока что. Нам ещё предстоит узнать, что победит в ней — человечность или самолюбие! Как думаешь, Якоб, что же всё-таки победит?
— Я ставлю на человечность, — секунду подумав, ответил Сорвенгер. — Всё-таки целый город… Тут и я бы мог сломаться.
— А тебе, юный Монроук, дальше ничего слушать не следует, — сказал Молтембер. — Господа, отправьте Монроука к его любимой! — сделал он жест вервольфам и трое из них послушно повиновались.
Мгновенно обратившись в людей, двое из них схватили за руки яростно сопротивляющегося Юлиана и подвели к какому-то люку. В это время третий вервольф нажал на стоящий неподалёку рычаг и Юлиан провалился куда-то в недра башни.
Полёт был недолгим, а в самом конце, вместо того, чтобы с грохотом плюхнуться на камни и что-то себе сломать, полёт вдруг прекратился, после чего Юлиан спокойно себе приземлился на холодный пол.
Он приподнялся и попытался отряхнуться от витавшей здесь пыли, но, увидев одиноко сидящую в углу Пенелопу, в один момент забыл обо всём.
— Пенелопа, — проговорил Юлиан и ринулся к ней.
Она сжалась, словно маленький ребёнок. Вся такая чумазая и потрёпанная, но, самое главное — живая. О лучшем в этот момент Юлиан и мечтать не мог.
— Ты пришёл ко мне, — сказала она. — Ты попытался спасти меня.
— Попытался, попытался, — ответил Юлиан и жадно обнял девушку, не собираясь выпускать её из объятий по крайней мере пару вечностей.
— Я знаю, ты не мог, — сказала Пенелопа. — Никто не может. Они слишком сильны… Сюда невозможно подобраться. Но ты… Но ты пытался. Ты настоящий герой, Юлиан Раньери.
— Какой же я герой, — отмахнулся было Юлиан. — Я же и сам оказался в этой яме. Я и сам оказался побеждён.
— Но не оставил меня одну, — ответила Пенелопа и ещё крепче обняла его.
Она была ещё теплее чем обычно. И сам Юлиан старался передать ей столько своего тепла, сколько только мог.
— Кто этот ужасный человек? — спросила Пенелопа про Молтембера. — Зачем я ему нужна?
— Это Молтембер, — поведал Юлиан. — И нужна ему вовсе не ты, а Ривальда Скуэйн.
— Миссис Скуэйн? — удивилась Пенелопа. — Ну а что тогда я здесь делаю? Почему именно я?
— Ты попалась под горячую руку, Пенелопа. А Скуэйн не захотела тебя спасать. Теперь они думают, что она придёт спасать меня. Сорвенгер. Якоб Сорвенгер предал меня. Он работает на Молтембера. Скажи мне — Молтембер мучал тебя?
— Я не знаю, как объяснить, — ответила Пенелопа. — Он не бил меня и не пытал. Но заточил здесь на несколько дней. В холоде, грязи и темноте. Почти без еды.
— Значит, ты нужна ему живой. Как и я, — сказал Юлиан. — Мы должны выбраться отсюда!
— Ничего не получится. Я всё осмотрела здесь. Ни единой лазейки. И я совсем не могу пользоваться магией. Будто у меня вырезали Проксиму.
— Так и есть. Меня тоже её лишили.
Юлиан посмотрел наверх. Отсюда до металлической клетки, которой заменили люк, не менее пятидесяти футов. Многовато для прыжка. Высоковато для того, чтобы карабкаться. И впрямь в ловушке. Уж это-то Молтембер точно не мог не предусмотреть.
— И как же? — спросила Пенелопа. — Как же мы будем дальше?
— Не знаю. Но я не позволю кому-то из нас умереть.
Эти слова были сказаны скорее сердцем Юлиана, чем остатками прагматизма в его разуме. Он отлично понимал, что надеяться они могут на чудо, плывя по течению и дожидаясь дальнейшего развития событий, на которые они никоим образом не могли повлиять. Но то знал Юлиан, а Пенелопе было необходимо хоть во что-то верить.
